Когда я в один из первых раз сел в её кресло, и она взяла в руки опасную бритву, и посмотрела из-за моей спины через зеркало, и сверкнула лезвием у моего горла, и спросила на кого я работаю, у меня просто не мог не встать.
– Это ты работаешь, – сказал я. – Я плачу.
Тогда она приступила к делу, попутно расспрашивая меня о вибрациях.
– Не правда ли интересно, – говорила Виктория. – Что во всём, что любит человек, присутствуют вибрации.
– Вибрации?
– Да, вибрации. Мы любим всё ритмичное, размеренное. Музыка, океаны, секс, рёв мотора любимой машины. Вибрации.
– Это из-за биоритмов. Мы живём в очень ритмичной среде: сутки, месяцы, времена года, эпохи. Всё пульсирует.
– Кто-то меряет время годами, а кто-то – музыкальными альбомами, – сказала Виктория, включив радио, какую-то регги-радиостанцию.
– А кто-то походами в парикмахерскую, – сказал я.
И вот Виктория берёт машинку для стрижки и вибрации наполняют мою черепную коробку. Когда машинка сменяется ножницами, я спрашиваю:
– Помнишь, что ты делала ровно год назад в этот же самый день?
– Вероятнее всего, мчалась с горнолыжного склона в Швейцарских Альпах вблизи Монтрё.
– Серьёзно?
– Конечно, нет. Я парикмахер. Так что либо я работала здесь, либо подрабатывала по вызову.
– Парикмахером?
– Разумеется.
Кончик моего правого уха летит на пол.
– А я часто вспоминаю, что делал в этот же день год назад. Это очень важно.
– И что ты делал год назад?
– Год назад я пришёл к своему товарищу, знаменитому кручёными усами, и сказал, что в будущем ему стоит позаботиться о том, чтобы стать министром культуры.
– А он что?
– Сказал, что скорее трахнется со слоном, чем свяжет свою жизнь с политикой. Сказал, скорее переедет из центра в Автово, чем станет министром культуры.
– Вот сноб.
– Ужасный сноб. Недавно не поздоровался со мной. Потом сказал, что я в тот момент был не в тренде, поскольку ел шаверму, представляешь?
– Дичь, – улыбается Виктория.
– Он сейчас ведёт литературные вечера, где современные поэты читают Маяковского. Называются «iCloud в слаксах».
– Никогда не слышала. Поэзия мне нравилась только в юности, когда я была сатанисткой.
Я вслушиваюсь в щелчки ножниц.
– Забавно.
– Что?
– Мне послышалось, будто ты сказала, что была сатанисткой.
– Когда мне было шестнадцать, разумеется, была.
– Ты хочешь сказать, что ходила на кладбище с подружками, вы там чертили пентаграммы, пили вино, менялись трусиками, воскрешали мёртвых?
– Мы уже тогда знали, что пентаграммы – это ерунда. Всё остальное верно.
– Хорошо. А то я уж было решил, что мои волосы пойдут на ритуальные цели.
– Нет, отдам их таксидермисту, как обычно. Подправит ими какого-нибудь сурка или лося.
– Большая честь для меня. А ты в юности и в гороскопы верила?
– Конечно. Пока однажды не прочитала, что овнов ждёт открытие многообещающих финансовых перспектив.
– И как прошло открытие?
– Я задумалась об этом предсказании, сходя с эскалатора, и он зажевал мою подошву. Пришлось бежать до института босиком. А позже в тот же день я потеряла девственность. Этот случай научил меня не забивать голову всякой ерундой, тем более я даже не овен, а скорпион.
– Я недавно увидел вакансию редактора в журнал о зодиаке и эзотерике. Главным требованием было «Верить в сверхъестественные явления и магию». Позвонил им, спросил, можно ли записаться на собеседование, а они ответили, что собеседования у них проводятся удаленно, в астрале.
