Совершенно бессознательно я прикрыла глаза и повела носом, стараясь ухватить этот запах. Запомнить его. Запечатать внутри себя и вспоминать в дни, когда я буду тухнуть в золотой клетке. Ведь глубоко внутри себя я догадывалась, что Макс был прав – Петя окутает меня глухим забором своей заботы. Но разве не этого я жаждала столько лет после смерти родителей?
Макс сделал фотографию и, открыв снимок, приблизил мое лицо. Я напряглась, ожидая очередных подколов, ведь на фото я выглядела чрезмерно одухотворенной и даже невинной. Словно была поймана за чем-то очень интимным, что никто не должен был видеть.
– Гляди, какое влюбленное у тебя лицо. Смотри на эту фотку, когда в следующий раз будешь пытаться запихнуть в себя стручковую фасоль, – Макс подмигнул мне и вернул телефон, даже не догадываясь, что в тот момент на фото я нюхала его плечо.
– Как тебе вообще удается держать такую форму при твоих пищевых пристрастиях? —увлеченная шаурмой, я не заметила, как сделала Снежному комплимент.
– Хочешь расскажу, чем я занимаюсь долгими одинокими вечерами на полярной станции? – парень хитро прищурился.
– О боже, извращенец! – вспыхнула я, – Даже думать об этом не хочу.
Макс рассмеялся, слизывая соус с пальца.
– Вообще-то я хотел рассказать про гантели, которые мне сварил местный сварщик, но твои фантазии, похоже, куда интереснее, – полярник подмигнул и откусил от свертка огромный сочный кусок.
Я же отвернулась не в силах смотреть на то, с каким живым и дерзким аппетитом он поглощает свой завтрак. До того момента, как меня не склонили к добровольно-принудительному вегетарианству, я и не подумала бы, что аппетит можно описать словом «дерзкий». Но вот он, Макс, причмокивающий от удовольствия, и я, получающая странное наслаждение от этого зрелища.
Когда шаурма тяжелым комом легла в мой вяленый желудочек, Макс в очередной раз зевнул и устало посмотрел на меня.
– Теперь-то мы можем пойти спать? – жалобно протянул он.
– Мы? Не вместе же, – глупо пошутила я, а Макс лишь отмахнулся от меня и, поднявшись, мы поплелись к отелю.
Заперевшись в своем люксе, я рухнула на кровать и достала телефон. На экране высветилось мое лицо и краешек шаурмы. Я передвинула изображение на лицо Макса, который на этом снимке выглядел таким простым и даже счастливым, что я невольно ему позавидовала.
И ведь он мог бы стать мне другом. Мог бы даже понравиться мне. Если бы не раскрывал рта. И не сдерживал эмоции глубоко внутри себя. И не желал сорвать мою свадьбу со своим лучшим другом.
Пока я рассматривала лицо Макса на фотографии, в шторке телефона высветилось входящее сообщение от Пети. Я поспешно закрыла фото, будто меня спалили на измене.
Жених прислал селфи с ежедневной утренней пробежки. Я глянула на часы – пять утра. Надо же, как я замучила бедного Макса. А ведь ему скоро снова за руль.
“Полли, пришли себя!” – написал Петя, зная, что я не сплю.
Мне совершенно не хотелось фотографироваться, что странно, ведь еще пятнадцать минут назад я попала в кадр с компрометирующей меня шаурмой. Но Королеву такое фото не понравится. Под «пришли себя» он всегда подразумевал нечто иное.
Я вдохнула и медленно выдохнула. С трудом сняла с гульки на голове резинку и распустила свои чрезмерно длинные волосы, от которых устала настолько, что из моего рта вырвался протяжный стон, когда тяжелая волна волос укрыла спину и плечи.
