Помните, ребята?
Это было так.
Город заблудился
В буранной мгле.
Подложив под голову
Костлявый кулак,
Секретарь крайкома
Спит на столе.
Освещает лампочка
Бивачный неуют.
Возле двери
Чайник
С остывшим кипятком.
Скоро телефоны
Зорю пробьют.
Рано просыпается
Целинный крайком.
Нет ещё печатей.
Вывески нет.
Но в сердца впечатаны
Заботы страны.
И не будет скидки
На молодость лет,
Потому что трудно
Стране без целины.
Так писал Дихтярь, одним из первых прибывший в редакцию еще не родившейся газеты… Искренность пронизывала газетные строки наших стихов и статей, а романтика участия в главном на ту пору общенародном деле напоминала неуёмный энтузиазм наших ровесников из двадцатых и тридцатых годов.
Да что говорить о нас, наивных и молодых, когда знаменитый поэт Ярослав Смеляков, судьба которого с её штрафбатами и гулагами стояла поперёк какой бы то ни было романтики, даже он увидел в целинной атмосфере той поры романтические черты своей молодости.
И ветер первых пятилеток,
Полузабытый ветер тот,
Всю ночь, качая тени веток,
По дальним улицам метет.
Больше того, много лет спустя, вдова Смелякова передаст Валентину Осипову, в то время уже главному редактору издательства «Молодая гвардия», неоконченные стихи Ярослава Васильевича… о нас.
Не из нужды, а вроде бы с охотой
Добросердечной маленькой толпой
Меня встречали возле самолёта
Ребята из газеты краевой.
Я на земле ночной аэродрома
Средь этих незнакомых мне людей
Почувствовал себя не то, чтоб дома,
Но всё-таки спокойней и верней.
Хоть в темноте той станции воздушной,
Заезжий гость проспектов и столиц,
Я различал лишь голоса и души,
Не различая обликов и лиц.
А через час – как было кстати это! —
Когда я пил гостиничный чаёк,
Едва ль не вся редакция газеты
Ввалилась в мой отдельный номерок.
Я не раз читала эти строфы и следующие за ними обрывки строк и всегда удивлялась проницательности поэта, который с первых минут разглядел в наших ребятах открытость, добросердечность, дружественность.
Мелькнут в набросках Смелякова и такие строки:
Не по приказу, а по доброй воле
Из всех краев приехали сюда…
Если пожилой поэт почувствовал рядом с нами, «не то, чтоб дома, но все-таки спокойней и верней», то представьте, как спокойней и верней чувствовали себя рядом с друзьями мы сами. Как помогло это нам, оставившим родительские дома, городские квартиры, налаженный быт, адаптироваться к превратностям новой жизни. Да мы и не замечали никаких превратностей. Нам слишком комфортно было в общении друг с другом. А работа была слишком интересной, чтобы казаться трудной.
«Помню город, считавшийся краевым центром, по которому месяцев шесть в году можно было передвигаться лишь в броднях, – подкрепляю я свои слова коротким отрывком из книги нашего молодоцелинника Юрия Калещука, – ну и что? Была работа, прекрасные люди рядом, а что нет постоянного дома или угла – какая малость, песчинка, – в этом ли дело? Я привык жить, как жили мои сверстники, не обращая внимания на то, что в комнате ещё трое, и один спит, тяжко вскрикивая во сне, другой бренчит на гитаре, третий целует девушку, а перед тобой белый лист бумаги, и это целый мир, который дано открыть только тебе».
Именно потому так творчески гармонично и так душевно комфортно складывалась наша редакционная жизнь, что у неё был крепкий стержень – любимая работа.
Мы жили в радости от своих командировок, от встреч с целинниками, для которых не жалели ни слов, ни чувств.
