– Дядя, с тобой все нормально? – кто-то осторожно тронул его за руку.
Шаров с трудом разогнулся. Рядом стоял мальчик лет десяти, чуть младше его школьников. Он был одет в драное пальтишко и чумазую, сползшую набекрень шапку. Лицо перепачкано сажей и только ясные голубые глаза смотрели с любопытством и настороженностью.
– Да… – хрипло сказал Шаров. – Почти… мне бы попить… – пересохший язык еле ворочался. В голове плыл ядовитый туман. Он понял, что с трудом соображает.
Мальчик обернулся на толпу.
– Вы с ними что ли идете? Убегаете?
Шаров покачал головой.
– Нет, я… со стадиона…
– Сталина? – удивился паренек.
– Ага.
– А что вы там делали? Там же никого нет… Ой… – опомнился он. – Сейчас принесу воды…
Парень стремглав юркнул за невысокий забор, обогнул покосившийся домишко и пропал в сухих зарослях.
Шаров подумал, что тот просто сбежал, но минуты через три он услышал чавканье грязи и мальчик появился вновь. В руках он держал алюминиевый бидон.
– Вот… только понемногу… очень холодная, из колодца. Мамку будить на стал, она только что со смены пришла, – виновато сказал он. – Патроны делает для советской армии. Я бы тоже делал, но меня не берут. Сказали, что еще мелкий.
Шаров сделал длинный глоток. Вода была обжигающе холодной. У него свело скулы, а в затылке запульсировали вспышки боли.
– Ничего… еще успеешь…
– Да когда я успею… война на днях закончится… – пожал плечами мальчик. – Слышите, как наши зенитчики их бьют! – он обернулся и показал на далекие вспышки, мерцающие где-то на линии горизонта.
Шаров покачал головой.
– А… ну да… бьют… но все равно, не спеши.
– А что вы на стадионе делали?
Шаров подумал, что врать в его положении бессмысленно, к тому же мальчик явно не представлял никакой угрозы.
– Тренировался.
Брови парнишки взлетели.
– Правда, что ли? Вы спортсмен?
Шаров кивнул.
– Да, легкая атлетика. Я бегаю на средние дистанции. Пять, десять тысяч метров.
Мальчик восхищенно уставился на него.
– А как… ваша фамилия? Я… друзьям расскажу… что встретил…
– Андрей… Андрей Емельянов… – Шаров слегка смутился, назвав эту фамилию, но опробовав ее «на язык», подумал, что звучит, в общем-то вполне неплохо.
– Андрей Емельянов… – завороженно произнес его фамилию собеседник. – Я… кажется… слышал про вас по радио! Там рассказывали про знаменитых бегунов из СССР! Не может быть, это правда вы?! – глаза мальчика лихорадочно блестели.
– Да, – сказал Шаров. – Это правда я.
Он вдруг почувствовал, что говорит правду, не лжет. Он на самом деле был этим человеком, которого совсем не знал – Андреем Емельяновым.
– А вы… не могли бы… мне расписаться… Я быстро… мигом! – забыв про бидон, мальчик исчез так быстро, что Шаров не успел и слова сказать.
Застыв возле скромного одноэтажного домишки, он подумал, что, возможно, оставляя следы, зря так поступает, но в конце концов – он должен был отплатить этому пареньку за добро.
Тот явился еще быстрее, чем в прошлый раз. В руках у него была ученическая тетрадь с синей обложкой и карандаш.
– Вот! – запыхавшись, выпалил мальчик. – Напишите прямо тут, на первой странице!
Шаров смутился. Он не раз давал автографы, но в таких условиях – никогда. Он не знал, что писать.
– Как тебя зовут? – медленно спросил он мальчика.
Тот оглянулся на свой дом и подойдя поближе, сказал так, словно боялся, что его услышат, хотя рокот толпы заглушал все звуки.
– Николай. Степанович по батюшке. А фамилия моя Пермяков. Мама моя до войны на почте работала, я помогал ей письма разносить, а сейчас она на заводе патроны делает… я вам говорил уже. А я почту разношу. Больше некому. Все ушли на фронт. Так что… если хотите кому-нибудь отправить письмо… я могу… – он замолчал, глядя большими глазами на Шарова.
