5. Глава 5
Удивительно, но мне снился Игвилль. Вернее, его чёрные испытующие глаза – они смотрели на меня в упор, требовательно и призывно, и словно молили, чтобы я откликнулась.
“Отстань, – подумала я во сне. – Ты умер”.
Ненавижу видеть во сне умерших, мне вечно кажется, что они хотят поскорее увести меня к себе. А ещё когда просыпаешься и понимаешь, что это был только сон, душу словно дерут злые кошки, и там, где едва покрылось слабой корочкой, всё вскрывается и рвёт, как по живому.
Но Игвилль во сне не стал меня никуда звать. Он вообще ничего не делал, просто смотрел – и мне даже начало казаться, что он смотрит не на меня, а сквозь меня, внимательно наблюдает… или что-то ищет.
А потом он это нашёл. Глаза сверкнули торжеством, я почуяла его яростную радость, желание загнать и уничтожить, затравить, разорвать на куски, чтобы было неповадно. Эти чувства были обращены не ко мне, я это понимала, но мощь, дикий звериный голод, жажда мести – закрутили меня, вскружили голову, заполнили лёгкие ядовитой сладостью. Я жадно хватанула ртом воздух – и проснулась.
Над головой журчал тихий разговор.
– Да она больная. Смотри, кожа лезет, паршивая какая-то.
– А я бы всё равно отодрал. Сиськи вон как торчат, – раздалось причмокивание.
Я поняла, что лежу в клетке навзничь, закинув руку на лицо. Да уж, грудь и впрямь выставлена на обозрение, пялься не хочу.
Подавив желание показать бандитам средний палец, я повернулась на бок, выждав момент, когда фургон очередной раз тряхнуло. Не хотелось показывать, что я проснулась, вдруг скажут чего полезного.
Но бандиты молчали, а фургон вскоре замедлил ход, а потом и вовсе остановился.
Я насторожилась.
Лишь бы сейчас один из них не решил воплотить в жизнь свои фантазии на тему “похититель и пленница”. Ему, похоже, не помешает и то, что я сейчас лысая, как кочерыжка, и пятнистая, как жаба.
Эти местные боги… может, ещё не поздно попросить их вырастить мне дополнительные зубы в одном укромном месте? И выпускать их по желанию. Иначе прямо не вижу способа избежать акта физической любви с причинением увечий средней тяжести…
Мужики, ворча, выбрались из фургона. Я повернулась на бок, пытаясь сквозь щелястые стены разглядеть, что они там делают. Судя по тому, что смогла увидеть, и по звуковому сопровождению, ребята устраивались на привал.
Желудок у меня прилип к спине и, кажется, уже смирился. По крайней мере, признаков жизни он не подавал. Я осторожно ощупала себя и по мере возможности осмотрела.
Зубы – чистенькие, новенькие, остренькие – уже почти все проросли, только в глубине пара “шестёрок” держалась на честном слове. А, и я лишилась зубов мудрости, на их месте было гладенько, словно там ничего никогда не росло.
Полысевшая голова, кажется, начала покрываться лёгким пушком. Изумляясь скорости, я провела по бархатистой коже. Было такое ощущение, будто дня три назад меня побрили под ноль, и теперь всё это отрастает этаким бархатистым военным ёжиком.
Кожа с меня всё ещё облезала, выглядело это и впрямь не очень. Но меня даже обрадовало: чем хуже я на вид, тем выше шанс не познакомиться ближе с господами бандитами.
Что ещё… похоже, я сильно похудела. Тазовые косточки аж торчали, пальцы были словно палочки, запястье… вокруг него можно было не только ладонь сомкнуть, но и ещё на пару таких же запястий хватило бы. Да меня ветром сносить будет. Какая-то жертва концлагеря, а не женщина.
