Там было «вавилонское столпотворение», как назвала его мамА.
Мы продирались сквозь него с большим трудом. Как выяснилось, все пытались выехать в сторону границы или на юг. Но и на Москву тоже народ ехал…но в меньшей степени.
И нам таки удалось пролезть в вагон и даже найти место, где присесть.
Видимо тут сыграло то, что мамА подготовилась и сунула кондуктору вагона что-то блестящее, я не рассмотрел тогда. А сейчас думаю, что это был «николаевский червонец», такая золотая монета. Бумажные деньги обесценились довольно быстро… ещё при «временных» стали ходить тысячи и миллионы «керенок»…одновременно с «царскими». Последние правда ценились больше. Но это уже мои послезнания.
А пока мы с мамА катили в неизвестность. Вернее, тогда ничего ещё не предвещало этого. По плану мы ехали через Москву к дедушке Ипполиту в Нижний Новгород, где по здравому мнению мамА – нам будет лучше.
Я до этого на поездах ездил только летом и недалеко, с родителями. В основном в Сестрорецк, где мы жили на даче. Как мамА и папА называли тот дом с большой верандой в сосновом лесу, недалеко от песчаного пляжа на берегу Финского залива. С нами туда перебиралась практически вся наша прислуга. Только некоторым «давали отпуск», как это называли родители. Тем же моим няньке-англичанке и гувернёру-французу. Ну и учителей там тоже не было.
Однажды все вместе ездили в Гельсингфорс. Но с другого вокзала и долго.
Там мы жили в особняке на самом берегу Финского залива и любовались морем и военными кораблями. Их громадины просто завораживали меня тогда.
А вот в последнее лето на дачу не выезжали. МамА пояснила это мне необходимостью готовиться к экзаменам в гимназию, а я сам потом подслушал, что «вокруг Питера неспокойно» и «много пьяной матросни». Хотя весёлых матросиков я видел и в городе. Когда гулял днём с няней или гувернёром. С весны их особенно стало много. И все с винтовками и перетянуты зачем то лентами к пулемёту, как пояснил мне папА значение этих шлеек с торчащими в них патронами.
Я тогда тоже захотел стать матросом и вот так ходить по Питеру.
В поезде все говорили про «переворот», «узурпаторов большевиков», о «сбежавшем в женском платье Керенском», про подавленные большевиками выступления каких то юнкеров, про «ультиматум викжеля», про «саботаж» и конечно все друг друга успокаивали и утверждали, что это всё скоро закончится…до нового года точно… «большевиков свалят»…
Как бы то ни было…с небольшими приключениями… мы доехали… и в обед следующего дня выгрузились с мамА на вокзале в Москве.
К моему удивлению он тоже назывался Николаевским, как и у нас в Питере.
Тут было больше порядка, чем там, от куда мы приехали.
К нам тут же подкатил свою тележку носильщик в белом фартуке и с номерной бляхой и погрузил наши скромные вещи на это средство передвижения тяжестей. Мы поплелись за ним вдоль перрона.
И так вышли на большую привокзальную площадь.
Тут конечно, как и в Питере, тоже кто-то «митинговал» в разных её концах, как я уже знал, что это – когда собирается много народа, а кто-то перед ними «рвёт глотку», как сказала о таком человеке наша сбежавшая Глаша.
Также приметой времени стал красный цвет. И тут тоже всё пестрело от него и от плакатов разного содержания.
Для практики, я ещё с весны, во время прогулок, читал надписи на них. Это было веселее чем читать скучные книжки или вывески.
«Вся власть Советам», «Вся власть учредительному собранию», «Смерть Корнилову», «Война до победного конца»…
