У подъезда останавливается черная иномарка, понимаю, что сейчас она уедет и я снова останусь ни с чем. Выхожу из машины и звоню другу, мысленно обкладывая его матами.
− Она уезжает. И что делать? – рявкаю. Может он в курсе планов своей бывшей.
− Куда уезжает? С чемоданами?
− Да, с вещами. За ней друзья, наверное, заехали, в машине еще женщина и ребенок на заднем сидении, а высокий блондин ее чемодан в багажник положил.
− Вот черт! – вопит Степка, даже голос стал не сонный. – Это они туда, на Алтай… черт! Катя же не собиралась… надо тебе тоже с ней ехать.
− В смысле – «с ней ехать»? – ишь, какой шустрый, прямо вот все бросил и помчался.
− Нужна тебе база – езжай на Алтай. Я тоже приеду. Завтра свою с сыном из роддома заберу и подгребу. А ты пока присмотри там за ней, познакомься. Разберемся!
− Смотри мне, Степ, я уже год жду. Могу в суд подать. Расписка твоя в надежном месте.
− Да все нормально будет, обещаю… − не совсем уверен друг.
Я не угрожаю. Я так реально сделаю. Вот если за неделю ничего не изменится, если этот идиот не решит вопрос…
И вот благодаря другу я лечу в самолете на заснеженный морозный Алтай, в легкой ветровке и с ноутом наперевес. Супер!
Ладно хоть время выделил, сделал себе типа отпуска, оставив строительную фирму на гендиректора. Все равно собирался в горы. Люблю лыжи и снег.
Поворачиваюсь немного в неудобном кресле, уснуть не получается. У Кати такой вкусный аромат, что скулы сводит, а мысли резко меняют направление. Моя рука соскальзывает, и я нечаянно задеваю ее плечо.
− Да хватит уже копошиться! – вспыхивает блондинка, опаляя меня ярко−голубым злючим взглядом. – Вы тут не у себя дома, в кровати, рядом люди сидят.
− Извините, − немного отодвигаюсь.
Зря она про кровать, которая у меня дома. Я мужик с богатым воображением, теперь вообще не засну.
− Может, познакомимся, поговорим, − снова предлагаю, но блондинка демонстративно надевает наушники и поднимает взгляд на телевизор, по которому идет какой−то тупой боевичок.
Ладно, приедем на место, я серьезный разговор начну. Не в самолете же предъявлять за долги бывшего мужа, еще разорется.
Все−таки засыпаю. Снится мне моя кровать и на ней блондинка. Во сне она дружелюбная, даже ласковая. Толкает меня легонько в плечо и шепчет: «проснитесь уже, прилетели».
Я ловлю ее за руки, собираясь притянуть к себе изящное тело, но голубоглазка вдруг дерется.
Сон сразу как рукой сняло. Скула чуть полыхает, ударила несильно, чтобы привести меня в чувство. Сама стоит, вытаскивая сумочку с верхней багажной полки. Вскакиваю и помогаю, она шарит рукой, а нащупать не может.
− Держите, − протягиваю ей сумку.
− Спасибо, − бормочет тихо, отодвигая меня в сторону.
Она двигается по проходу, потом подхватывает на руки светловолосого мальчугана, который просится к ней. Мать пытается надеть на пацана куртку, а тот извивается, не хочет одеваться и задерживает народ.
− Надо одеться, − говорю строго, − на улице мороз.
Мальчишка уставился на меня шоколадными глазами, а мать в это время сумела его одеть.
− Спасибо, − снова тихо благодарит Катя, и вдруг слегка улыбается. – Матвейка не любит одеваться. Ну все, малыш, скоро будем играть в снежки и лепить снеговика.
Девушка ласково разговаривает с мальчуганом, и несет его на выход, пока его родители собираются сами.
Она любит детей, это видно. Но вроде Степка говорил, что детей у них нет. Вот только родился сын. Не от жены.
