Она вложила в мою ладонь тонкие прохладные пальцы. Я осторожно перехватил их и полностью пожал ее ладошку. Девчонка едва слышно хихикнула и залилась краской до самого ободка, который придерживал волосы надо лбом.
Тут в комнату вошла ее мать с большой черной коробкой в руках.
– Еще раз: простите нас, пожалуйста! – Она поставила коробку на стол. – Я сейчас перевяжу рану и вызову скорую.
– Ваша собака бешеная? – я отпустил девичью руку.
– Нет, что вы! У нее все прививки сделаны. Могу сертификат показать и паспорт.
– Не надо паспорт. Я на ней жениться не планирую.
Светлана снова тихонько хихикнула. Мать бросила на нее строгий взгляд, но девчонка не смотрела на нее. Она смотрела на меня. И улыбалась. Я криво улыбнулся в ответ.
– Все, я звоню в скорую. – Хозяйка схватила со стола мобильник .
– Говорю же, не надо! Если собака здорова, то все норм.
Я закатал разодранную штанину и осмотрел рану. Ничего ужасного. Больно, но не смертельно.
– Позвольте мне!
Хозяйка тоже склонилась над моей ногой и без предупреждения плеснула на рану перекисью. Едва запекшаяся кровь запузырилась и зашипела. И я тоже зашипел. Но поскольку Светлана стояла совсем близко, шипеть пришлось почти беззвучно. Пускай девчонка и не в моем вкусе, мне совсем не хотелось выглядеть перед ней размазней.
И все время, пока ее мать бинтовала мне ногу, я мужественно улыбался и время от времени ловил восхищенные взгляды девчонки.
– Ну вот и все, – женщина закрепила конец бинта. – Можем ли мы еще чем-нибудь помочь?
И прежде, чем я успел открыть рот, Светлана выпалила:
– Мама, мы можем Геру пригласить на чай!
Мать нахмурила брови:
– Собаку?
– Герман. Меня зовут Гера, – пояснил я и протянул руку.
– Ирина Сергеевна, – она недоуменно пожала в ответ и вздохнула. – Что ж, Герман, проходи.
Я проковылял следом за Светланой и Ириной Сергеевной по короткому, отделанному деревом, коридору и оказался на кухне. Тут тоже все сверкало благополучием: посуда из единого сервиза, а не коллекция из уцелевших чашек и блюдец, которые жаль выбросить, и поэтому их привозят на дачу. Кухонные полотенца с цветами в тон скатерти. Высокие деревянные стулья и натюрморт на стене.
– Света, поставь чайник, – приказала мать и заглянула в свой телефон. На лице ее отразилась тревога.
Взгромоздившись на стул, я смотрел, как Светлана набирает в высокий стеклянный чайник воду из-под крана. Она поставила его возле плиты и щелкнула тумблер. Чайник зашумел. Девчонка достала из навесного шкафчика и выложила на стол пачку печенья и упаковку бело-розового зефира. Светлана явно старалась угодить мне. Понравился? Или она чувствует вину и неловкость за то, что ее собака напала на меня?
– Угощайся, – Ирина Сергеевна надорвала целлофан и высыпала зефир в глубокую вазочку.
– Ну как вам у нас в поселке? – Я взял одну зефирку, и она мягко поддалась под пальцами. – С соседями уже познакомились?
Усмехнувшись, я пристально посмотрел на Светлану. Она опустила ресницы и разломила зефирку.
– Нет, мы вчера только приехали. Учеба закончилась и мы сразу сюда.
– У нас квартира в Болгарии. Мы каждое лето на море. Светочка там выросла. А теперь, сам понимаешь, – Ирина Сергеевна развела руками, – решили провести лето на родине.
Ирина Сергеевна то и дело поглядывала на дисплей своего телефона. А ее дочь смущенно мяла в пальцах зефирку. Вода в чайнике закипела, и раздался мелодичный сигнал. Света тут же подскочила. На столе остался лежать слепленный из зефира человечек. Света бросила в каждую чашку по чайному пакетику, налила кипяток.
