Последнее лето. Все мы родом из дворов, подворотен и 90-х - страница 11
– Поехали! – хлопнул он по сидению. – Сейчас мы к ней завалимся! – он явно говорил о той же, кому махал руками, ради которой мы едва не влетели в столб, не пошли юзом или не повстречались с подымающейся фурой. О той, о которой он трещал на протяжении всего часа, пока мы толкали наверх его мотоцикл. И вот… «Да ну нахрен!» – едва не возразил ему я, но всё же нашел в себе силы отказаться в более корректной форме.
Ветал не расстроился. Не смутился. Не удивился. Лишь пожал мне руку на прощание и задымил на «Восходе» по дворам, детским площадками, мимо разгромленных горок и качель, под яблонями и плакучими ивами, прямиком к той, что…
4. И вновь Жека
– Блин, там Пачика замели, – прилетел к нам Леха по прозвищу Хомыч.
– Как замели? – не поняли мы. – Кто? За что? – притихший и уставший от безделья и однообразия столик вдруг оживился. – Чё да как?
– Да он нах… ся, – Леха таким образом выражал крайнюю степень алкогольного опьянения, после которой Жеку всегда тянуло на подвиги. – Нажрался в свинью, приходит ко мне и говорит: «Идем со мной, присмотришь, чтобы все пучком было!» Я гляжу – пацану труба, сейчас что-то будет, собираюсь и айда за ним. По пути прихватили Дроню…
– И чё? – не унимались мы.
– Замели Пасюка! – эмоционально разводил руками слегка пухловатый Леха. – Нахрен замели.
– Так чё он то сделал? – Ты не тяни, рассказывай.
И тут Леха повел свою историю.
Стоит отметить, что Женька в нашей компании был самым меньшим по возрасту, но не последним по росту. Вымахал что-то там под сто восемьдесят пять, а то и сто девяносто, фигуру он имел среднюю, время от времени поддавался на уговоры и увещевания Витали и начинал качаться, но после каждого занятия обязательно следовала сигарета, потом бутылочка пива, а потом и вовсе тренировки заканчивались. Жека вот-вот окончил школу и то ли уже поступил куда, имеется ввиду техникум или ПТУ, то ли только собирался – мы не особо интересовались. Это был мой друг детства, и когда я окончательно перебрался в эту компанию, к нам последовал и Жека.
Сколько я его помнил, с ним всегда что-то приключалось. Не со зла и не специально, но шутки или озорства ради, он вечно влетал в истории. Бил у машин зеркала, демонстрируя навыки восточных единоборств, а потом неделю ходил с отверткой, примеряясь с какой бы машины свинтить то самое зеркало, дабы отдать его хозяину машины. Хозяин не был в курсе, но дал Жеке неделю, чтобы тот как-то самолично решил вопрос, иначе все станет известно Жекиному отцу и ремень тогда покажется для Женьки самым сладким вариантом решения вопроса. Тогда свинтить ничего не удалось, подключили отца и как-то все разрешилось, но Жека в очередной раз запомнил, что к чему. Но не надолго. Немного перебрав, он вновь влез в какую-то историю и там уже фигурировал участковый.
И случаев таких за его непродолжительную жизнь было множество. И все по нарастающей, потому когда Леха прибежал и сообщил прелюбопытнейшую новость, мы ни сколько не усомнились в его словах.
А дело, со слов Лехи Хомыча, было примерно так:
– Вылазь! – тарабанил в Лехину дверь Жека. – Дело есть!! – не унимался он. У Лехи звонок давно сгорел, мужиком в семье был только он и ему, собственно, кроме магнитофона, коробки кассет и пары ещё каких-то технических вещиц, все остальное было пофиг. Так что звонок жил своей жизнью – точнее, отжил таковую, – а Леха своей.