Последнее лето. Все мы родом из дворов, подворотен и 90-х - страница 14



Что случилось с самим Женькой – история умалчивает. Молчит и сам Жека. Как рыба молчит. Ни слова. Но лишь речь заходит о походе на стройку, тут же становится мрачным и под каким-то предлогом увиливает от ответа и похода.

5. Леха по прозвищу Хомыч

Леха был моим едва ли не наистарейшим другом на районе. По крайней мере, практически с самого момента переезда на ещё недостроенный жилмассив, в грязь, в строительную разруху и в радость, что вот теперь и у на есть приличная квартира, я помню Леху и Саню. А Жеку и прочих уже немного попозже.

Леха жил в соседней пятиэтажке, в однокомнатной квартире с мамой, младшим братом и престарелой бабушкой. «В тесноте, да не в обиде», – как порой невесело выражался он, но, по больше части, дела домашние он на улицу не выносил.

Леха был слегка округл, немного застенчив, любил музыку, порассуждать на отвлечённые темы и хотел стать бизнесменом. А кто, собственно, в те времена таковым стать не мечтал. Пословица «отец инженер – горе в семье» тогда являлась не просто широкоупотребимой, но и до боли для многих правдивой. Но так как у Лехи отца не было, о нем он вообще не вспоминал и тему это всячески обходил, то все, что ему оставалось – это мать и престарелая бабушка да младший брат, ну, и мы, его друзяки, естественно.

Леха всегда был в курсе всех наших дел, но старался в них особо не встрявать. То ли чувство самосохранения, то ли воспитание, а может и ещё что, видимо, брали верх и, как в какой-то сказке, «его уши торчали из каждой истории», но сам он ни разу ловлен ни на чем не был. Меж тем Леха будучи нашим другом, на районе известность имел как Хомыч, откликался на это прозвище, нам даже порой казалось, что гордо его носит, и, естественно, без его участия мало что случалось да происходило.

***

Лето уже во всю набирало силу и тут как-то нежданно-негаданно случился очередной праздник. То ли городское руководство вдруг изыскало средства, то ли он и впрямь был запланирован ещё давно, о чем мы, конечно, догадывались, но особых планов не строили. И по этому поводу были объявлены, как это правильно зовется? – народные гуляния. Гулять у нас было не то чтобы совсем негде, но так чтобы более-менее культурно – это только городской парк. Всё остальное – пьянка, разврат и мордобой. Ландшафт местности такой, не предназначенный для культуры и отдыха, я так думаю. И вот перед нами троими, Жекой, мной и Лехой Хомычем встала дилемма – влиться в компанию и забухать на столике или выделиться, выпендриться, и забухать уже в парке? Вопрос выпивки не стоял в принципе – это святое. Дилемма заключалась в месте его, алкоголя, употребления и дальнейшего брожения, что говориться «под шофе».

И, естественно, решающее слово здесь оказалось за Жекой.

– В парк хочу, – скапризничал он убедительно и мы прогнулись.

– Брать будем? – поинтересовался я. И на меня посмотрели не то с удивлением, а то и вовсе с негодованием.

– Естественно! – заявил Леха.

– Тогда у меня есть! – обрадовал их я.

Стоит отметить, что культура потребления спиртного у нас на районе, как, думаю, и во всех остальных местностях не обремененных избытком денежных знаков, сводилась к желанию «убиться» чем-то спиртосодержащим, желательно при минимальных затратах и без всякой думы о последствиях и здоровье. Слово здоровье и вовсе являлось предметом саркастических шуток и как ценность не котировалось. Именно потому периодически случались истории с отравлениями тормозной жидкостью, омывателем стекла, неправильно выделанным клеем ПФ, а последнее, что нам поведал Жека, чья сестра работала в больнице, – это гудронный человек. Этот человек, сотрудник одной из путеремонтных бригад, то ли на спор, то ли в горячке похмельного синдрома, налакался креозота смешанного с чем-то там ещё – чем там пропитывают шпалы на железке? – и в состоянии полной недвижимости был доставлен в больничку на «реабилитацию». Новость с прибытием такого рода «пассажиров» была не нова, но тут сбежалась едва ли не вся больница поглядеть на «чудо»!, ибо это чудо превратилось в нечто сходное по цвету с деревянной шпалой, пропитанную тем же веществом, что и пило, чудо естественно.