Последнее лето. Все мы родом из дворов, подворотен и 90-х - страница 18
– Тут! – указал я на пожухлый куст не то шиповника, не то волчих ягод, прижавшийся к самой обочине дороги из мела. Такой же припорошенный белой пылью, как и все вокруг.
– Где? – не понял Жека.
– Тут! – повторил я и полез за куст.
Кто бы мог подумать, что именно здесь, в этой чахлой травке – а какая могла вырасти на почве из мела? – за кустом, который пора бы было давно и выкорчевать, где ежечасно проходила, должно быть, не один десяток пар ног, скрывается величайшее чудо из чудес – поллитровая банка самогона, завернутая в старенький местами порванный пакетик.
– Вот! – вынул я банку и настроение у пацанов тут же улучшилось. Жека загорелся, а Лехины горящие глаза не могли дождаться, когда же?…
– На станцию! – уже настаивал Жека, имея виду, естественно, лодочную…
***
– Ветал рассказывал, – разливал из баночки по пластиковым стаканчикам Леха – стаканчики нашлись в кармане у Жеки, смятые, истерзанные, но пока что ещё не дающие течь. – Во время игры в карты рассказывал, – жидкость лилась ровной струей, ударяясь о дно стаканчиков, слегка даже пенясь от обилия примесей, наполняя наши емкости. – Он на днях тёлу притащил домой. Стремную, что его жизнь! – не отрывал взгляд от жидкости Леха. – Правда что она стремная он понял только утром, когда проспался. А то был пьян, что, говорит, его деваха сама до его же дома и дотащила. Он там в лифту упал, по ступенькам полз, – мы все представляли с каким задором и воодушевлением все это рассказывал Ветал и нам уже становилось смешно. – Затащила она его, значит дамой, и дала… – Жека едва с прогнившего борта развалившейся лодки не рухнул вниз, заливаясь смехом.
– Затащила и дала! – ржал он.
– Ну да! – смеялся сдержанно и Леха. Он всегда был более менее сдержан в проявлении своих эмоций, что ни сколько не умаляло все иные его достоинства. – Затащила, уложила, раздела и отдалась, – пояснял он. – Так глаголет великий бабник Ветал. – тут и я прыснул, представив как об этом рассказывал Виталя.
– И что? – протянул руку к стакану Жека.
– А утром проснулся, глаза протер, кошек изо рта выгнал…
– Каких кошек? – не понял Жека.
– Тех, что ему туда всю ночь гадили, – пояснил Леха. – Посмотрел на тёлу и «ну её нахрен»! Говорит, что сначала прятался от неё как от прокаженной, а потом пинками выгонял из дому. Типа, погуляли, потрахались, пора и честь знать.
Мы ржали. Не просто смеялись, а просто ржали, едва не расплескивая драгоценную жидкость своих стаканов.
– Неужели такая страшная, что даже Ветал?.. – не закончил я, сотрясаясь от истории и манеры их пересказывать Лехой.
– Ну да, – с легкой улыбкой, что означала у него крайнюю степень веселья, продолжал Лёха. – Ветал говорил, что поначалу подумал, мол, тёла противогаз одела. Ни волоска, ни морщинки – все гладкое и без волос. Даже там! – он указал вниз. – Даже там ничего.
– А ресницы, брови? – интересовался подробностями Жека.
– Говорю же – противогаз! – пояснял Леха. – Ни ресниц, ни бровей – вообще ни волоска! Ветал, наверное, как увидал её, так тут же протрезвел. А потом вдруг начал шарить в поисках презика. Использованного…
– А эт зачем? – жидкость явно опаляла руку Жеке и тот спешил её побыстрее употребить, но история тоже его не отпускала.
– Эт понятно, – смеялся Леха. – Тёла стремная, сама все сделала, а потом придёт и предъявит, мол, дитя твое, давай как-то решать, устраивать наши отношения и всё такое.