Так уж считается в нашем мире, что женщины – сами себе не хозяйки и почему-то не могут иметь возможность путешествовать на большие расстояния в одиночку. Папа давно оставил наш мир, а других близких родственников мужского пола у нас не было, поэтому в поездку в качестве сопровождающего нам пришлось взять Петруса, который, впрочем, не имел ничего против этого, так как любил путешествовать, в то время как к работе по дому имел куда меньшую симпатию. Я же искренне радовалась тому, что он поедет с нами, ибо, если бы вдруг в дороге с мамой случился приступ эпилепсии, в одиночку я вряд ли смогла бы ей помочь.
Стоя с довольным видом возле кареты, Петрус с наигранным пафосом подал руку сначала маме, помогая ей подняться, потом мне, а затем сам залез внутрь и с наслаждением плюхнулся на жесткое сидение против нас. Хлыст кучера рассек воздух, но я почувствовала его словно удар на своей спине. Карета медленно тронулась, и мы отправились в путь.
Мы ехали, как мне казалось, бесконечно долго, но большую часть времени молчали. Лишь иногда, глядя в окно кареты и видя там узкие извилистые речушки, зеркальные озера или цветущие поляны, мама восклицала:
– Какая красота! Марьюшка, погляди же, как дивно!
Но отчего-то мне не хотелось смотреть на все эти бесконечно сменяющиеся, но все же совершенно однообразные озера, деревья и поля. Все они казались мне одинаково далекими от меня. Если быть откровенной, то в дни, что мы провели в путешествии, я и сама себя не узнавала. В обычное время такой жизнерадостный и восторженный человечек, я вдруг сделалась угрюмой и молчаливой. Возможно, это было связано с тем, что перед самым нашим отъездом мне вдруг вспомнились последние дни жизни бабушки Марселлы и страшное предсказание, что она сделала тогда. В своем гадании она видела далекое путешествие, и почему-то мне казалось, что это было именно оно, то самое дальнее, самое опасное и самое последнее путешествие в моей жизни.
И все же я пыталась отогнать от себя дурные мысли, понимая, что не всегда то, что нам кажется, бывает действительностью. Я беспрестанно уверяла себя в том, что это только мое разыгравшееся воображение рисует связь между этой недолгой поездкой к тете и той дальней дорогой, что предвещала старушка. Как ни хотелось мне, мысль о том предсказании не покидала мое сознание и не давала по достоинству оценить все красоты, что окружали меня на пути к судьбе.
Даже сама природа, казалось, поддерживала мое пасмурное настроение. Небо было хмурое и тяжелое, постоянно шел мелкий неприятный дождь, который временами усиливался, постепенно переходя в противный ливень. Солнце выглядывало крайне редко и очень быстро вновь скрывалось за тучами, а после таких кратких мгновений тепла обычно начиналась гроза. Мама списывала мою тоскливость и неразговорчивость на погоду, не раз восклицая о том, что, как только мы прибудем в Амстердам, и погода немного наладится, я смогу по достоинству оценить все прелести предпринятого нами путешествия.
Ночевать мы останавливались на постоялых дворах, где было так грязно и неуютно, что я, ворочаясь всю ночь напролет на жесткой, пахнущей потом и клопами постели, никак не могла ни отдохнуть, ни тем более выспаться. Я совершенно не имела возможности привыкнуть к шумной, но отнюдь не веселой атмосфере этих мест. Особенно не нравился мне запах, так как в постоялых дворах всегда пахло дешевой выпивкой, немытыми телами, напряженным ожиданием и скрытыми, сдавленными недобрыми мыслями.
