Когда я, взбудораженная неожиданным приключением, выбежала во двор, крестьянские дети, ожидавшие там, радостно завизжали и кинулись ко мне. Они, перебивая друг друга, принялись рассказывать о том, как я упала с развалин и потеряла сознание, а также о том, как они увидели огромную лужу крови, вытекавшую из-под моей спины, и ужасно перепугались, так как подумали, что я умерла. Они хотели уже бежать за помощью в деревню, когда вдруг, словно из ниоткуда, появилась бабушка Марселла. Оказалось, что она жила на опушке леса, совсем рядом с теми развалинами, где мы искали следы призрака старой ведьмы. Крестьянские дети вместе со старушкой принесли меня в ее домик, но она приказала им всем ждать снаружи, а сама же скрылась внутри вместе со мной и некоторое время не выходила. Потом она все-таки вышла, вынесла им парного молока и сказала, что со мной все будет хорошо, что я уже сплю и что им придется подождать до того момента, пока я сама не проснусь.
– А вы действительно колдунья? – едва сдерживая восторг, спросил один из крестьянских мальчишек, когда бабушка Марселла вслед за мной вышла во двор.
Она вынесла еще один кувшин с молоком и отдала его детям, которые с удовольствием, отпивая по чуть-чуть, стали передавать его друг другу.
– Почему ты так решил? – лукаво улыбаясь, спросила она у задавшего ей вопрос мальчишки.
– Ну… – протянул он, не зная, как лучше ответить, чтобы не обидеть ее и не нарваться случайно на превращение в какую-нибудь жабу.
Ему на выручку пришла деревенская девчонка, его двоюродная сестра, которая была на пару лет старше и, соответственно, сообразительнее всех остальных детей, толпившихся во дворе бабушки Марселлы.
– Потому что вы живете одна на опушке леса, – сказала она, принимая вид знатока. – Потому что вы появились так внезапно, когда Марьюшка упала. И еще потому что мы думали, что Марьюшка умерла, а вы ее исцелили, и теперь она жива, как и прежде.
– И еще потому что, – добавил, осмелев после слов сестры, крестьянский мальчишка, который первым задал этот вопрос старушке, – потому что мы прислушивались у окна, когда вы с Марьюшкой были внутри, и слышали, как вы что-то шептали возле нее.
Слушая рассуждения детей, бабушка Марселла лишь загадочно улыбалась. Она могла бы легко опровергнуть каждый из доводов этих ребят, но не хотела этого делать. Много позже я узнала, что причиной этому была искренняя ее любовь к детскому воображению. Именно эту детскую способность – благодаря своей всеобъемлющей фантазии видеть намного больше того, что способен разглядеть взрослый, – бабушка Марселла ценила больше всего на свете. Она пронесла ее в себе сквозь долгие годы жизни и старалась питать ее во мне все последующие годы нашего знакомства.
– А что вы делали возле тех развалин? – спросила она после того, как дети, выжидая ее ответа, немного умолкли.
– Мы ходили посмотреть разрушенный дом старой ведьмы, – ответил кто-то из детей.
При этом каждый из нас почувствовал какую-то странную неловкость и смущение, словно мы, сами того не желая, оскорбили старушку. Но бабушка Марселла как будто и не заметила нашего смущения.
– Ведьмы? – удивленно переспросила она.
– Да, – чуть более уверено добавила старшая девочка. – Взрослые ребята говорили, что давным-давно там жила ведьма.
Тут бабушка Марселла засмеялась, и ее смех напомнил мне перезвон тысячи маленьких колокольчиков.
