Короткий зимний день, едва набрав силу, быстро угасал. С востока его теснила угрюмая серая мгла, готовая перейти в массированное наступление по всему фронту. Чужой негостеприимный лес, заметенный декабрьскими снегами, еще не выглядел таким враждебным, готовым бесследно поглотить любого заплутавшего здесь. Но где-то в глубине его уже ворочался, пробуждаясь от сна, дремучий дух, не ведающий пощады к непрошеным гостям. Пробуя свои силы, он скручивал и сотрясал иссушенные морозом стволы деревьев. Поддавшись его воле, огромные ели по очереди со стоном обрушивали с себя лавины снега, поднимая в воздух клубы колкой ледяной пыли. Тишину промерзшего леса периодически нарушали протяжные скрипы, которыми вековые великаны оповещали друг друга о неслыханном вероломстве.
Под их кронами, вздрагивая обледенелыми боками, плутали в непроходимых сугробах две лошадки, вяло подгоняемые своими наездниками.
– Мы заблудились, Эрни, пока не стемнело надо поворачивать назад!
Йохен Шаппер, в зимних маскировочных штанах и куртке, был похож на необычайно распухшую мумию, с головы до ног обмотанную белыми тряпками. Толстый, покрытый инеем шарф, накрученный вокруг шеи, сковывал движения. Обращаясь к товарищу, ефрейтор поворачивался всем телом. Маленькой, приземистой лошадке Шаппера приходилось туго. Она то и дело по брюхо увязала в глубоком снегу, тяжело приседала на круп, выпрыгивала и снова увязала. Из её ноздрей, облепленных хлопьями замершей пены, валил густой пар. Позади плелась лохматая лошадка Эрнста Хельвига, она покорно ступала «след в след» по разрытому снежному коридору. Сам Эрни раскачивался и балансировал в седле, помогая животному двигаться вперед. Больше часа они блуждали по лесу. Приглушенный шарфом голос Йохена звучал раздраженно:
– Зря я тебя послушал! Надо было и дальше ехать вдоль просеки. Давно были бы на месте.
– А кто у нас старший? – Эрнст не преминул тут же огрызнуться. – Ты сам принимал решение и нечего теперь на меня сваливать!
– Ладно, не заводись. Возвращаемся на дорогу.
– Это что получается, столько времени впустую? Вот уж нет! – Эрнст дернул поводья в сторону и стал активно работать пятками, заставляя лошадку вылезти из проторенной тропы на снежную целину. Поравнявшись с Шаппером, он продолжил:
– Ты можешь поворачивать, а я пойду вперед. Вот увидишь, через полчаса я буду сидеть у печки, наслаждаться теплом и ждать, когда заварится кофе.
– Эрни, не дури. Мы поворачиваем. Это приказ!
Разговор был окончен, ефрейтор развернул лошадь и двинулся обратно. Эрнст, выждав паузу, направился за товарищем. Теперь солдаты держались на расстоянии друг от друга. Один ехал, молча размышляя о чем-то своём, второй же продолжал вполголоса возмущаться. Обиженно шмыгая носом, Эрни досадовал:
– Что за несправедливость? Пехота, закутавшись в шинели, прячется у себя в окопах. Каждые четверть часа они бегают в теплый блиндаж греться. Артиллеристы вообще на улицу носа не показывают – отстрелялись и в избу. Все сидят по норам. Даже русских не слышно! И только мы, как проклятые, должны мотаться весь день на холоде, обеспечивая связь… Будь она неладна вместе с этими ледяными дебрями и бесконечными морозами!
Йохену надоело слушать нытье товарища. Он напомнил другу о том, что в здешних лесах полно выходящих из окружения красноармейцев – эти люди представляют собой замерзшие, голодные банды, плохо вооруженные, но от этого не менее опасные, и встреча с ними не входит в его (Шаппера) планы.
