Анна решила вмешаться, когда в разговоре повисла пауза:
– А помните тот вечер, когда Спенсер остался дома и не поехал со всеми в Лондон, потому что Льюису нездоровилось? Он не всегда был таким несносным.
– О боже, как я любил этого пса, – с улыбкой вставил Ричард. – Он единственный в доме воспринимал меня всерьез!
Гейл повернулась к Анне:
– Спенсер рассказывал тебе про этот случай?
– Нет.
– Но ты же при этом не присутствовала, верно ведь?
Анна немного помолчала, прежде чем ответить. Ей не хотелось спорить со свекровью, но и врать – тоже.
– Мы тогда только познакомились. Все было так ново.
Гейл нахмурилась:
– Мне кажется, вы тогда еще не встречались.
И она рассказала свою версию этой истории.
Анна молчала. Она знала, правда была за ней, потому что это был их первый со Спенсером совместный Новый год. Они провели его здесь, в этом доме, свернувшись на диване в обнимку с несчастным псом. Даже если свекровь этого не помнила, почему она так настаивала и – будем откровенны – вела себя довольно нагло? Неужели это была ее месть за то, что пришлось задержать обед?
Однако если Гейл и была раздосадована, то она умело это скрывала, обстоятельно пересказывая случай, который произошел со Спенсером, когда тот еще учился в начальной школе. Вся ее напыщенность будто бы испарилась, она смеялась и живо жестикулировала, описывая, как Спенсер спрятался за диваном, чтобы не ложиться спать и встретить Новый год со всей семьей. Там же они и нашли его под утро спящим, уже успев порядком переволноваться, когда обнаружили кровать пустой. В этом воспоминании Гейл чувствовала себя в безопасности. Тут уж точно не было риска, что кто-нибудь, не рожденный под фамилией Барри, мог на него посягнуть.
Анна кивнула и засмеялась вместе со всеми, добавить было нечего – она при этом не присутствовала. Но мысли ее были о другом – свекровь уже не первый раз за последние месяцы вела себя с ней как-то странно. Поначалу она не придавала этому значения. С ней всегда было непросто сладить, поэтому Анна принимала это за ее обычное поведение. Может, она и придиралась, но теперь ей начинало казаться, что причина была в другом.
Анна немного нервничала, направляясь по дорожке к дому Габи. По пути от Гейл с Ричардом она заехала на автозаправку, где прихватила бутылку красного вина и большую упаковку «Тоблерона». Удерживая гостинцы в одной руке, другой она набирала код домофона.
– Да?
– Это я, – отозвалась Анна, менее уверенно, чем ей бы хотелось. – Можно мне войти?
Обычно в ответ сразу раздавалось приветливое пиликанье, но сегодня повисла гнетущая тишина. И все же через несколько секунд дверь загудела и щелкнула. Анна вошла в подъезд и поднялась на площадку первого этажа.
Габи распахнула входную дверь – на губах ни тени улыбки – и пропустила Анну в гостиную. Анна примостилась на краешке дивана и оглядела хорошо знакомую комнату. По сравнению с домом Анны, предпочитавшей простые линии и нейтральные тона, квартира Габи была обставлена куда более красочно и эклектично.
Анна всегда обращала внимание на несметное количество занимавших все поверхности фоторамок с изображениями бразильских родственников Габи. С многочисленных снимков, помимо ее родителей, братьев и сестер, смотрели дядюшки и тетушки, племянники и племянницы. По словам Габи, у них была большая дружная семья, где каждый знал, что происходит у других, и всегда был рядом, если это необходимо. Единственный ребенок своих родителей, Анна часто мечтала о такой семье.
