Последние дни Сталина - страница 10



.

В своих мемуарах Светлана также пишет о неожиданной для себя нежности и любви, которую она испытывала по отношению к лежавшему на смертном одре отцу. Она думала о том, как он любил ее и братьев, когда они были детьми, о том, какую тяжелую ношу он взвалил на себя, насколько опустошенной она чувствовала себя, когда он лежал при смерти, как она держала его за руку, целовала его лоб и гладила его голову. Ее поведение совершенно естественно для взрослого ребенка перед лицом неизбежной смерти родителя. Но она не была обычной дочерью, а он не был обычным отцом.

Ее брат Василий сидел рядом, но, как вспоминает Светлана, «он был, как обычно в последнее время, пьян и скоро ушел. В служебном доме он еще пил, шумел, разносил врачей, кричал, что "отца убили", "убивают", – пока не уехал наконец к себе»{38}. В газетах постоянно рассказывалось, что Василий Сталин был отличным летчиком-истребителем во время Второй мировой войны, совершив два десятка боевых вылетов и сбив несколько вражеских самолетов. Были эти подвиги правдой (что сомнительно) или нет, но после войны, имея такого отца, он стремительно поднимался по служебной лестнице. В 1948 году Василий был назначен командующим военно-воздушными силами Московского военного округа и 20 августа 1951 года даже попал на обложку журнала Time, окрестившего его генерал-лейтенантом и «маленьким стражем» своего отца. Вероятно, редакторы предполагали, что Василий станет его преемником. Неизвестно, строил ли Сталин подобные планы относительно сына. Отец иногда безжалостно ругал сына, особенно однажды, когда узнал, что во время поездки в Польшу Василий ловил рыбу, бросая ручные гранаты в воду. Василий занимал свою должность до лета 1952 года, пока его не сняли с поста из-за инцидента, случившегося на первомайском параде. Действуя вопреки приказу сверху, он настоял на том, чтобы самолеты продолжали полет в условиях сильного ветра и низкой облачности. Летчики не смогли выдержать строй, и их самолеты «прошли… чуть не задевая шпили Исторического музея» на Красной площади. Сталин лично подписал приказ, освобождавший Василия от его высокой должности{39}.

В марте 1953 года делиться новостями о состоянии здоровья Сталина было непросто. Хотя находившиеся в Москве западные журналисты, включая единственную группу американских корреспондентов из шести человек, получили сообщение ТАСС относительно Сталина, они тем не менее сталкивались с жестким контролем. Звонить по телефону в свои редакции они могли только из здания Центрального телеграфа, расположенного в самом центре столицы. Не было ни телекса, ни телефонных линий, которыми можно было бы пользоваться без коммутатора, никаких независимых средств связи с внешним миром. Эдди Гилмор из Ассошиэйтед Пресс вспоминал о суматохе тех дней и ночей, проведенных им в центре столицы. В своих мемуарах «Я и моя русская жена» он писал:

Место, где нам предстояло работать, представляло собой помещение примерно в двадцать пять футов длиной и двенадцать футов шириной. В нем имелись три телефонные кабинки для международных звонков, несколько простых деревянных столов, а также телефон-автомат для звонков по городу, прикрученный к северной стене… Здесь находились все западные корреспонденты, и все они пытались выжать хоть что-нибудь из всей этой истории с болезнью Сталина. Нам раздали официальное сообщение ТАСС, от которого следовало отталкиваться, а цензор долго раздумывал перед тем, как утвердить наши заметки, которые мы передавали ему по одному абзацу. Была связь с Лондоном, и как только мы получали очередной абзац от цензора, мы звонили туда… Нельзя сказать, что мы работали недостаточно быстро, так как мы сидели там с нашими телеграммами, которые были уже написаны и переданы цензору. Проблема заключалась в том, что он тоже сидел там – сидел над нашими телеграммами. Когда Московское радио передало первое сообщение, тогда наши заметки стали пропускать