Последние дни Сталина - страница 24



, все поднялись с мест. Раздались «бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию. Слышались возгласы: "Да здравствует товарищ Сталин!", "Товарищу Сталину ура!", "Да здравствует великий вождь трудящихся мира товарищ Сталин!"»{91}. Ритуал растянулся на долгие минуты, что, несомненно, льстило тщеславию Сталина. Никто, кроме него, не вызывал подобного неестественного обожания. Спустя годы Хрущев утверждал, что эта короткая речь Сталина показала ему и коллегам, что силы Сталина на исходе. «И мы все сделали вывод, насколько уже он слаб физически, если для него оказалось невероятной трудностью произнести речь на семь минут»{92}. Но даже если Хрущев и другие действительно подумали так в тот момент, они никогда не решились бы высказать это вслух.

Делегаты вернулись домой успокоенные. Серьезных перемен, похоже, на горизонте не просматривалось. Все основные партийные фигуры были на месте: Молотов открывал собрание, Ворошилов закрывал его. Берия, Каганович, Хрущев выступили перед делегатами, а Маленков зачитал доклад Центрального комитета вместо Сталина. Помимо прочего, съезд принял две второстепенные резолюции: изменить официальное название партии, долгое время носившей неуклюжее имя «Всесоюзная коммунистическая партия (большевиков)», на более благозвучное «Коммунистическая партия Советского Союза», а также переименовать Политбюро в Президиум и расширить его состав до двадцати пяти человек, сделав его более трудноуправляемым.

Именно в этом Сталин реализовал свои подспудные планы относительно съезда. С тех пор как страна в последний раз пережила смену руководства, прошли десятилетия. Сталин был решительно настроен и дальше держаться за власть, а также хотел напомнить своим приспешникам, насколько они не готовы стать его преемниками. Как пишет Хрущев в своих воспоминаниях, «он любил повторять нам: "Слепцы вы, котята, передушат вас империалисты без меня"»{93}. Сталин посылал сигнал ветеранам из своего окружения. В расширенный Президиум должны были войти несколько малоизвестных и едва ли опытных людей, чье присутствие в расширенной группе подчеркивало шаткость позиций сталинских «соратников». Как выразился Шепилов, «состав Президиума (Политбюро) был разжижен за счет людей весьма посредственных и неизвестных партии и народу»{94}.

Сталину нравилось порочить имена потенциальных наследников и демонстрировать, насколько каждый из них не годится для этой роли. По словам Хрущева, Сталин испытывал удовольствие, отпуская в их адрес колкости:

Кого после меня назначим Председателем Совета Министров СССР? Берию? Нет, он не русский, а грузин. Хрущева? Нет, он рабочий, нужно кого-нибудь поинтеллигентнее. Маленкова? Нет, он умеет только ходить на чужом поводке. Кагановича? Нет, он не русский, а еврей. Молотова? Нет, уже устарел, не потянет. Ворошилова? Нет, стар и по масштабу слаб. Сабуров? Первухин? Эти годятся на вторые роли. Остается один Булганин{95}.

Уже через пару дней после съезда Сталин в своих нападках зашел еще дальше.

16 октября в Свердловском зале Кремля собрался пленум Центрального комитета. Около двухсот делегатов собрались за закрытыми дверями и заседали в течение двух с половиной часов. Официально пленуму предстояло избрать членов недавно расширенного Президиума. Выступление Сталина заняло почти половину всего времени, и своими репликами он задал собранию совершенно неожиданное направление. Дмитрий Шепилов накануне был избран членом ЦК. Он появился на своем первом заседании, взволнованный тем, что оказался в числе руководителей партии.