Последние семь дней Земли - страница 10
– Ты как вообще в связи с этим всем? – спросил меня Юрген.
– Знаешь, нормально. – Задумчиво ответил я. – Просто плыву по течению. Если бы не Фишер, уже бы и новости бросил смотреть.
– В Рио-де-Жанейро полным ходом идет подготовка к рекордно большому карнавалу. Участники уже несколько месяцев шьют себе костюмы. – Продолжала делиться событиями красавица Ана. – Сообщается, что карнавал будет иметь общенациональный масштаб и в нем могут принять участие до десяти миллионов человек. Шеф полиции города заявил, что надеется на добропорядочность и законопослушание сограждан.
– Жалею, что мало путешествовал, – хмуро заметил Юрген.
– Я тоже, – вздохнул я.
– В той же Бразилии было бы неплохо оказаться.
– Да, но, наверное, все-таки раньше, – чуть подумав, ответил я. – В последние годы сопровождало дурацкое чувство насильного удовольствия. Как будто заставляешь себя кайфовать. А это не правильно, я считаю.
– Дело в том, что нам с тобой особо не с чем сравнить. Мы, по сути, всю сознательную жизнь провели в такой ситуации. Наверное, я по-другому получать удовольствие и не умею. Только из-под палки.
– Власти Египта удовлетворили просьбу египетской ассоциации художественных искусств позволить юным художникам реализовать проект «Из древности – в современность» и разрисовать пирамиды на разные актуальные темы, – неутомимая рассказщица Ана смотрела на меня с экрана.
– Зачем? – задал вопрос телевизору Юрген.
– Таким образом Египет пытается напомнить миру, что он не только колыбель древней цивилизации, но и современное светское государство, – словно поясняя именно моему недалекому другу, объяснила ведущая. – «Если все же есть у человечества хоть какой-то шанс на жизнь, мы хотели бы в этом проекте объединить древние строения с современными актуальными реалиями, чтобы потомки могли изучать историю нашей страны не только по внутреннему миру пирамид, но еще и по внешнему», заявил министр культуры Египта Мухаммад аль Рашид Хуссейни.
– Ааа, понятно, – кивнул Ане Юрген. – Спасибо.
Интересная мысль, подумал я, и провел пальцем снизу вверх по сенсорному боку электрического чайника. Подставка чайника загорелась зеленым. По мере нагрева воды, а это около полутора минут, цвет подставки будет меняться от зеленого при включении до красного при кипении. Что на самом деле мне не очень понятно, потому как стенки чайника стеклянные и кипячение видно и так, а дисплей с температурой находится сверху на откидной крышке. Наверное, для увеличения продаж. Все просто – лампочка светится, простачок радуется.
– Кофе хочешь? Но он дрянь. Честно.
– Хочу. А где ты сейчас приличный кофе найдешь?
– Наверное уже негде. Да и искать не буду.
Я открыл холодильник. Оттуда на меня смотрели: два куриных яйца, три небольших сосиски, пластиковый контейнер с остатками картошки и грибов, кетчуп и двенадцать бутылок Хольстена по 0,33.
– Слушай, а давай ты сам выберешь, что ты будешь? – спросил я у блондина.
Он поднялся из-за стола и встал рядом со мной, так же тупо пялясь в холодильник и щупая глазами лежавшие там продукты, тщетно пытаясь на глаз определить их качественные и вкусовые характеристики.
Общественный транспорт пока еще ходил исправно. Да, его стало значительно меньше, но и автобусы, и городские электрички, и метро, и даже паромы до сих пор были на маршрутах. Я сел на станции метро Бильштедт в поезд U4, намереваясь выйти на станции ХафенСити Университет. «Шеф Боровски» находился буквально в двух шагах, на Йокохаммаштрассе. Помню, как пять-шесть лет назад на этой линии вводили в эксплуатацию новые поезда. Как разительно они отличались от старых, во всех смыслах этого слова. Они были ультрасовременные, пахли новым автомобилем и, что сейчас наиболее актуально, были с автопилотом. Автопилот прижился у нас, к слову, не везде. Но, скорее всего, именно метро и штрассебан останутся единственным транспортом через пару-тройку дней.