Стояла середина августа, и деревья, отливая багряно-желтым цветом, начинали готовиться к зиме. До 1907 года август и сентябрь были любимым временем года Бориса. В далеком детстве он каждую осень собирал опавшие листья и, тщательно разглаживая, бережно раскладывал их между страниц книг отцовской библиотеки. А студеной, морозной зимой, открывая заветную книгу, маленький Борис долго любовался застывшей осенью, вдыхая едва уловимый запах любимой поры.
Но семь лет назад в конце августа умер отец, и с тех пор багряная пора навсегда отделила невидимой полосой детство и зрелость, вызывая в душе только боль потери родного человека да острые, как иголки от пожелтевшей хвои, воспоминания.
Отец Бориса, Петр Борисович Нелюбов, в молодости учился в Петербургском университете на философском факультете и считал себя человеком прогрессивных взглядов. Женившись на очень богатой и единственной наследнице рязанского помещика и получив в приданое триста тысяч рублей да четыре тысячи десятин, он решил на время оставить Петербург и вместе с женой переехал в ее имение, которое находилось в двух сотнях верст от Москвы и где ровно через год в молодой семье родился мальчик, которого в честь деда назвали Борисом. Еще через год супруга скончалась, и Нелюбов-старший, оставив мысли о возвращении в столицу, полностью посвятил себя воспитанию единственного сына.
Будучи главой губернского дворянства, и нашедший себя в сельском хозяйстве, где он не без успеха применял новаторские идеи и новомодные европейские изобретения и постоянно «воевал» с арендаторами, которые не желали вовремя платить за землю, Петр Борисович совершенно не одобрял желания сына сделать военную карьеру, традиционно отдавая предпочтение службе государственной. Но Борис с детства мечтал о службе в гвардии, особенно мальчику нравились рассказы о подвигах гусар. В десять лет прочтя «Историю Отечественной войны 1812 года», Борис буквально влюбился в этих лихих вояк, и даже отец впоследствии не смог изменить мнение Бориса, говоря, что гусары на Руси хоть и славились в дни войны своей отвагой, в мирное время пользовались дурной репутацией. И что вообще слово «гусар» не русского происхождения – так называли в XV веке конных воинов дворянского венгерского ополчения, которые делились на роты по двадцать человек в каждой.
Но Борис был непреклонен и, когда настало время делать выбор, остановил его на Николаевском кавалерийском училище.
В начале XX века Николаевское кавалерийское училище размещалось в трехэтажном особняке на углу Ново-Петергофского проспекта и улицы 12-й Роты и пользовалось заслуженной репутацией одного из лучших военных учебных заведений России. Борис не оправдал тайной надежды отца и с честью выдержал вступительные экзамены, набрав на один бал больше, чем того требовалось, и вскоре начались суровые учебные будни.
Дни полетели как мгновения, классные занятия после часового перерыва сменяли строевые учения, затем курс одиночного бойца, потом бальные танцы, на которые приглашали девушек из соседних с училищем гимназий – весь день был расписан буквально по минутам. Через два месяца после начала занятий юнкера приступили к обучению верховой езде, которая в училище считалась одной из основных дисциплин. Перед началом офицеры-наставники настойчиво выспрашивали, кто умеет ездить верхом, и, получив от юнкера утвердительный ответ, тут же переводили «знатока» в конец строя. Дело в том, что Николаевское училище славилось своими особенными методиками подготовки в верховой езде, и тех юнкеров, которые до этого умели обращаться с лошадью, все равно приходилось переучивать.
