Базза вновь погладил шрам и, прищурившись на холодный камин, протянул:
– Но почему король не перенаправил народный гнев на мятежников? Следовало мобилизовать голодных и лишившихся работы северян и направить их на юг. Нестор бы не устоял.
– Стравить между собой загратийцев? – ошеломленно уточнил Джонс.
– Ага, – спокойно подтвердил Дорофеев. – Это разумнее, чем распылять силы, пытаясь одновременно тушить и север, и юг.
Жесткость приятеля выбила Томми из колеи. Он медленно, словно впервые увидел, оглядел Баззу, задержавшись взглядом на безобразном шраме, после чего криво усмехнулся и произнес:
– Генрих не хочет превращать мятеж в гражданскую войну. И я его понимаю.
– Избежать войны можно только одним способом – победить, – твердо произнес Базза. – А король, судя по твоему рассказу, на это неспособен.
* * *
«Когда всё началось? И почему всё началось? Кто виноват? Кто не справился? Король? Но даже я, человек, выросший в демократическом обществе, считаю Генриха II замечательным правителем. Можно даже сказать – идеальным правителем. Его законы и сбалансированные налоги превратили Заграту в рай для предпринимателей, а начатая земельная реформа может считаться образцом для подражания. Люди жили в достатке, а мир процветал. Чего же им не хватило? Чего? Или же склонность к разрушению есть бессознательная потребность человека? Или же мягкие законы развратили загратийцев, привели к мысли, что можно требовать больше? Что король им обязан…
Или же все дело в проклятом неурожае? Но ведь голод так и не наступил, а загратийцы все равно озлобились. И во всех своих бедах обвинили Генриха.
Всё правильно, он – правитель. Но он – хороший правитель. Или нет?
Я перестал понимать происходящее.
Почему первый же серьезный кризис заставил загратийцев отвернуться от Генриха и сплотиться вокруг Трудовой партии? Почему они так легко начали называть себя «гражданами», хотя даже я, истинный бахорец, с гордостью считал и считаю себя подданным? Почему сезонные рабочие собираются в разбойничьи банды? Ведь король обеспечил их продовольствием… Получается, дело не в пустых желудках, а в лозунгах и требованиях, которые становятся всё более и более наглыми. Они хотят всего и уже не в состоянии остановиться.
Они перестали быть загратийцами, превратились в толпу…
Вчера я узнал о нападении на поместье синьора Хансена – замечательного, энергичного человека, который, благодаря реформе Генриха, смог стать землевладельцем. Он обустроил поместье по последнему слову техники и щедро платил рабочим. Два года назад я помогал ему наладить производство удобрений, а вчера узнал, что поместье сожжено, а синьора Хансена застрелили. Это сделали рабочие, которым он щедро платил.
Почему они это сделали? Разве Хансен был виноват в неурожае? Или же с него начали?
Куда всё катится?
И как мне от этого спастись?»
Из дневника Андреаса О. Мерсы alh. d.
Шипение становилось всё громче. Загнанный в атанор «чалый ворон» стремительно разлагался, выделяя необходимый для завершения процесса газ. Сейчас его количество в запечатанной печи росло с каждой секундой, и Мерса не отрывал взгляд от хронометра: реакция должна быть выверена до мгновения, поспешишь – не получишь нужного количества, опоздаешь – и давление разнесет старенький атанор на куски. И хорошо еще, если только атанор, случалось, что вместе с печью на куски рвало и бестолковых алхимиков.
