И снова сердце Сазонова заныло: это же прямо перед его ведомством. «И никому нет дела ни до помойки, ни до бомжей… – пришла в голову шальная мысль, – а ведь под прикрытием рубища вполне может наблюдать за Конторой какой-нибудь иностранный агент, если, конечно, не испугается зловония, исходящего от помойки».
Сазонов уселся за стол с телефонами всех видов связи – от оперативной и закрытой до городской и внутриведомственной – и с огромным цветком с широкими развесистыми листьями, доставшимся ему от прежнего хозяина кабинета. Определить, что это за цветок, Сазонов так и не смог, хотя и перерыл весь цветочный раздел Большой советской энциклопедии: то ли планторама, то ли филодендрон или же совсем диковинный замиокулькас? Но за цветком старательно ухаживал: поливал, протирал тряпочкой пыль на листьях.
Сазонов потянулся за лейкой для полива и заметил, что к его цветку наведывался недруг – земля у корней была разрыта и один из мясистых побегов основательно подгрызен.
«Опять Лариска нашкодила! Точно ее лап и зубов дело… Кого же еще!..» – Лариской сотрудники прозвали крысу, поселившуюся в соседнем кабинете, где обитал подполковник предпенсионного возраста Володя по прозвищу Ключник: у него хранились ключи от явочной и конспиративной квартир, которые он выдавал сослуживцам при одном только условии, если не отказывались от стопаря спирта «Рояль», не переводившегося у него в шкафу.
– Выпей, получишь заветный ключик, – скалился Володя. А когда проситель выпивал, кивал на обгрызенный с двух сторон беляш или пирожок, лежащий на тарелке: – Закуси! Это не Лариска обгрызла, а я…
Но никто почему-то не закусывал. Этими недоеденными пирожками и беляшами из служебного буфета Володя, наверное, и привадил крысу. И ладно бы жила Лариска у него в кабинете, но эта хищная тварь прогрызла дээспэшную перегородку между кабинетами, сделала дыру в задней стенке встроенного шкафа и стала в кабинете Сазонова разгуливать, как у себя дома, облюбовав, между прочим, для своих набегов его любимый цветок.
Что только он не делал, чтобы осадить это ушлое чудовище: насыпал в шкаф крысиный яд, плотно затыкал дырку в перегородке банкой из-под импортного пива…
Все впустую. Лариска умудрялась как-то банку выбить и яд нетронутым оставить. Вот и опять набезобразничала…
Сазонов покосился на выглядывающий из-под листьев бюст Дзержинского: «А ты, Феликс Эдмундович, что же не бдишь?.. Так Лариска мне весь цветок на корню изведет, и сам ты без прикрытия останешься», – листья цветка, действительно, надежно скрывали бюст от случайных взоров: мало ли какой очередной высокий начальник из числа либералов в кабинет заглянет… Так что лучше уж пусть славный рыцарь революции в засаде посидит, пока наши не вернутся!
Сазонов строго погрозил бронзовому изваянию пальцем:
– Бди! – эту краткую и сочную формулу чекистского поведения когда-то подарил ему наставник в оперативном ремесле подполковник Моисеев – большой знаток изречений Козьмы Пруткова. За Моисеевым можно было ходить с блокнотом и мудрые изречения записывать. Например: «Завел корову, так дои ее сам, а то будет молоко по чужим заборам разбрызгивать!», или «В оперативной работе главное – спокойствие, естественность и хладнокровие», и уж совсем актуальное, коль речь зашла о крысе: «Деньги, выделенные на оперативные расходы, используй по назначению, а не на себя и на своих любовниц, а то крысой прослывешь».
