Последний дар. Книга 2. Имя - страница 39

– Отдай! – захрипела Элезарет, потянувшись к сыну.

Сирор вскочил на ноги и увернулся. Он качался на месте, тряс головой и дёргал себя за ухо.

– Отдай! Верни! Верни его!

– Злое, – промямлил Сирор…

…и призвал шкатулку.

Элезарет от ужаса лишилась речи. Она бросилась вперёд, не удержалась на руках и приложилась подбородком об пол.

«Нет, нет, нет!»

Сирор открыл шкатулку.

– Не смей!

– Злое – спрятать, – решил Сирор и положил кольцо в шкатулку. Крышка захлопнулась – и шкатулка исчезла.

Элезарет закричала. Небывалое тепло запульсировало в жилах, и, когда оно наполнило каждую клеточку тела, Элезарет будто проснулась.

– Мама?

Сирор сел на коленки рядом с матерью, по-прежнему не взглянув ей в глаза. Элезарет не могла отдышаться. Ребёнок в чреве беспокоился. Она положила руку на живот и расплакалась.

– Сирор… Сирор! Я напугала тебя? Прости, мой малыш, прости меня!

Элезарет порывисто обняла сына и разревелась. Она плакала и плакала, а Сирор наматывал на палец её локоны и считал, сколько листьев вышито на ковре.

Залитый солнцем двор разделяли праздничные столы. Пахло угощениями и парфюмом, а ещё немного краской, псиной и илом. Элезарет мутило от каждого вдоха. Горячий, потерявший весеннюю свежесть воздух щекотал ноздри. Редкий ветерок иногда отгонял от лица давящую духоту. Под бежевыми навесами скопились насекомые, которых радостно ловили птицы. Элезарет обмахивалась веером, не позволяя себе слишком быстро трясти запястьем. Изнывающая от жары беременная рейна с красным, потным лицом, машущая веером, как дёрганая старуха, – вот было бы зрелище!

Сирор сидел рядом, поглощал одно пирожное за другим и рисовал круги в альбоме. Элезарет краем глаза следила за стараниями сына. Солнечный луч отражался от хрустального графина и бросал круглые отблески на навес, а Сирор сноровисто перерисовывал их. Когда рейне налили воды, Элезарет быстро вернула графин под луч. Форма солнечного пятна изменилась, Сирор перелистнул лист и начал заново.

– Элезарет! А ты прекрасно выглядишь!

Рейна вздрогнула и повернулась на голос.

Ринел шёл к ней с распростёртыми руками, за ним гордо шагал Ренрих. Гости расступались и склоняли головы. Элезарет взглядом отыскала в толпе Джарта и поманила его пальцем. Отрицатель раскланялся с тремя леди и поспешил на зов.

– Прекрасный, прекрасный праздник! – Ринел уселся слева от Сирора, задев его стул. Неловкое движение – и рисунок испортила длинная черта. Сирор медленно перелистнул страницу, но тут за ним встал Ренрих – и солнечные круги исчезли.

– Сирор, сходи к пруду, там тоже красиво играет свет, – подсказала Элезарет. На удивление, мальчик слез со стула без единого возражения. Он пробежал мимо Джарта и взволнованно оглянулся на мать. Элезарет помахала сыну и впервые посмотрела на Ринела.

– Ты забыл своё место, – сказала Элезарет, кивнув на конец стола.

– Я подошёл поздороваться и выразить восхищение, Элезарет! Ты же мать моих племянников!

– Законных принцев третьей ветви, – с нажимом поправила рейна, сдвинув брови.

– К чему эти церемонии, а? Мы же одна семья, сегодня праздник! Я думал, положение смягчит твой нрав, хе-хе! А, Джарт, рад видеть! Из города конфетку сделали! А этот ваш воздушный монстр… Как его, Ренрих?

– Дирижабль, отец, – Ренрих попытался скрыть раздражение, но не получилось. Притворство не клеилось к лицу юноши. Это напомнило Элезарет о Сенрихе. Сердце кольнуло старой болью.