– Это мы знаем, – прервала Тоня. – И про Гаврилу Гаврилыча знаем, и про дядю Стёпу Молочайкина. А что же с Вешневым и с Махоткиным? Они-то, вроде, ещё живые и никуда не уезжали.
– Как же, дядя Кирьян тоже при смерти лежит, про себя ничего не помнит. К нему внучка приехала, ухаживает за ним. Говорят, что он свою квартиру на неё отписал.
– А Владимир Сергеич? – спросила Тоня. – Он ведь ещё бодрячок старик.
В этом месте Елена Павловна расхохоталась, согнувшись пополам:
– Ой, не поверите! Наш Владимир Сергеич жениться решил.
– Жениться? – удивился Виктор Герасимович. – Да сколько ему лет-то, если его на женитьбу потянуло?
– Он с двадцать седьмого года. На фронт шестнадцатилетним попал. Вот и считайте.
– Выходит, восемьдесят четыре в этом году исполнилось, – быстро подсчитал председатель.
– Во-во, девятый десяток старому дураку, пора о погосте думать, а он туда же – жениться. – Елена Павловна оглянулась на дверь и понизила голос. – Вы ведь знаете тётю Веру Космынину – известная сводница. Так вот, однажды приходит она к Владимиру Сергеичу и давай ему в ухо вдувать: ты, мол, бездетный, одинокий совсем, года у тебя преклонные, скоро совсем без сил останешься; кто тогда за тобой ухаживать станет; да и домино твой пропадёт. А у меня, мол, знакомая в городе есть, она тебя примет, как сыр в масле будешь кататься. А ты, мол, ей дом отпишешь – ведь если помрёшь, государству достанется. Вот Владимир Сергеич и согласился. Неделю уже, как переехал.
– Как же так, а почему я об этом не знала, – разочарованно протянула Тоня. – И народ ничего не говорил.
– А они всё втихую состряпали, – ответила бухгалтерша. – Да, и самое главное. Вы знаете, сколько лет невесте-то? – На немой вопрос сама же и ответила: – Сорок восемь. Почти на сорок лет младше, считай, во внучки годится. Какова жучка? Выгодного жениха прибрала. И дом прихватила, он кирпичный, просторный, со всеми удобствами, считай, миллиона полтора стоит. Да и сбережения у старика наверняка хорошие есть, ведь он, как фронтовик, тысяч восемнадцать пенсию получал.
– А ты, никак, завидуешь, – поддела Тоня.
Бухгалтерша взвилась:
– Чего это мне завидовать-то! У меня, слава богу, муж есть, двое детей. Или мне со стариками в свиданки играть! Скажешь тоже.
В это время в дверь снова постучали. Дверь приоткрылась, между дверью и косяком появилась голова шофёра председателя, которая сказала:
– Доброго утречка всем. Виктор Герасимыч, бензин на заправке не отпускают, а у меня бак пустой. Что делать?
– Почему не отпускают?
– Говорят, что ещё за прошлый месяц с ними не расплатились, – ответил шофёр, косо взглянув на бухгалтершу.
Председатель спросил Петухову:
– У нас деньги-то на счету есть?
– Малость остались, – ответила Елена Павловна и встала. – Я вмиг переведу, не такая уж и большая сумма – около восьми тысяч.
– Сделай, пожалуйста, а то мне завтра на совещание в область ехать. Сегодня как-нибудь обойдусь.
Бухгалтерша вышла, а Тоня плаксиво пожаловалась:
– Ну, вот, снова не успела убраться.
– Ничего, Тоня, вечером уберёшься. – Через паузу: – Да, плохо без фронтовиков-то. Праздник будет, а чествовать некого.
– Так, у нас много есть таких, кто воевал, – вставила Тоня. – Может, их?
Хеттэ нахмурился:
– Кого ты имеешь в виду?
– Ну, как же! Вот, дядя Толя Шамшин. Он тоже воевал, у него даже медаль какая-то есть.
– Тоже фронтовик?
– Нет-нет, он в другом месте воевал, в Чехословакии, кажется. Танкистом был. Он моему отцу такие страшные вещи рассказывал, ужас просто. По живым людям ездили, а потом из траков человеческие кости выковыривали.
