– Мы потеряем весь урожай. Я вызвала бригады для сборки уже на сегодня, мадам Надин, давайте передоговариваться с рефрижераторами.
Надин блуждающим взглядом скользила по ее лицу, будто не слышала сказанных слов. Потому что все ее сознание поглотили воспоминания о том, как три дня назад ночью в дверь ее дома так же настойчиво и тревожно постучал мужчина, которого она любила и который ей не принадлежал. И теперь этот мужчина был арестован. Сосредоточенность Надин на внутренних переживаниях была такой силы, что она не ощущала боли от остро заточенного карандаша, который вжимала в свою ладонь, и только когда грифель проколол кожу, дама дернулась и заерзала на стуле, незаметно для всех стирая каплю крови.
– Надин, так начинаем сегодня снимать ранние персики или нет? – услышала дама неприятный голос своей служащей.
– Почему я должна за тебя думать и решать? Может, мне еще самой отправиться в сад на сбор урожая?! – прикрикнула Надин. – Зачем, по-твоему, я тебя наняла? Ты должна быть всегда на шаг впереди проблемы и иметь запасные рефрижераторы.
Несмотря на то что книга Дэниела Гоулмана «Лидерство, которое приносит результаты» не была настольной у мадам Надин, она подсознательно чувствовала, что, когда назревал кризис, стиль руководства должен быть командным. В такие минуты она требовала беспрекословного подчинения, и в ее глазах читался лозунг: «Делай что я говорю!»
Мадам Надин была из тех людей, рядом с которыми чувствуешь себя персоналом, даже если просто заглянул на чай. Непререкаемый тон, взгляд, пригвождавший к полу, уверенная походка. Надин была работоспособна, никогда не теряла самообладания, настойчива и владела мощным даром убеждения.
Дела Долины были ее жизнью, смыслом ее существования, и, как всякий лидер с неограниченной властью, в какой-то момент Надин стала считать себя практически мессией, а заботы об этих землях и людях – высшим предназначением.
Притом что у мадам Надин не было собственных детей, можно было подумать, что Джемма – ее слабость, но у Надин не было слабостей. Скорее племянница была для нее неким сосудом чрезмерности, в который она выливала и всю свою нерастраченную любовь, и все стремление поучать, присущее ей, как отголосок оставленной некогда профессии. Поэтому Джемма могла бы охарактеризовать время, проведенное с тетушкой Надин, как своеобразный коктейль из вседозволенности и угнетения.
Вот и сегодня, зайдя в комнату Джеммы ближе к полудню и обнаружив девушку еще в постели, мадам Надин сначала сказала, что в ее доме она может валяться в кровати хоть целый день, но, увидев пижаму племянницы, состоящую из майки цвета хаки и шортиков защитной расцветки, закричала не своим голосом:
– Это что за камуфляж, Джемма-Виктория? Неудивительно, что твой Альфонсо скрылся в неведомом направлении, если ты встречала его так! Мне и самой охота бежать сломя голову прочь от такого безобразия.
– Брось, тетя, это удобно и вполне мило, – подходя к шкафу, тихо ответила Джемма.
– Худшее оправдание, которое я когда-либо слышала! Запомни: ты для мужчины подарок, деточка, а подарок должен быть достойно упакован. Вот деньги, немедленно отправляйся в город и купи себе шелковую сорочку в пол черного цвета, белоснежную комбинацию беби-долл и кружевное красное нижнее белье. А после зайди в бутик «Магнолия», там я отложила для тебя два великолепных платья для сегодняшнего бала, можешь выбрать любое из них, – закончила свою тираду Надин, кладя на прикроватную тумбочку племянницы увесистую стопку денег.
