Как в ослепительном огне,
Неведомого очарованья
Обжечься мог, наш гимназист.
Нет, о любви, пока что рано
Высказывать святую мысль.
Но первый, светский бал, он, всё же,
Себе на радость, посетил,
И ум, и сердце растревожив —
Каким же, дивным, бал тот был!
Блистал в гимназии он, женской,
И сразу всех очаровал,
Своим сияньем, ярким блеском
Ивана он околдовал.
Не зря, на этом, первом бале,
Почувствовав души восторг,
Отдавшись праздничности зала,
Он изливал себя, как мог.
44
Каким красивым гимназистом,
Казался он в тот день себе,
Нарядный, ловкий, лёгкий, быстрый
И в танцах, и в простой ходьбе.
Изящны все его движенья.
А как сидит на нём, мундир!
Вот музыка, оркестр военный
Готов был, разбудить весь мир.
С красивой девой в быстром вальсе
Кружился он легко, смеясь.
Как хорошо, что догадался
Он пригласить её на вальс.
Они скользили по паркету,
Словно летали в облаках.
Он блеск в глазах её заметил
И может даже тайный страх.
А зал, залитый ярким светом,
Живой жемчужиной сверкал…
Забыть Иван не сможет этот
Непревзойдённый первый бал.
45
Увы, таких мгновений светлых
Немного было и опять
Он погружался в мир нелепый,
Где было принято скучать.
Преподаватели старались
Свои уроки оживить.
Возвысить тон они пытались.
Но как смысл лекций изменить?
Был нудным и однообразным
Их лепет. Многие из слов
В тиши, как будто бы увязли,
Не радуя учеников,
Их лбов, умов не достигая
И существуя, где-то, вне,
Рассыпались, как птичья стая,
Над классом в сонной тишине.
Пока учитель, словно блея,
О чём-то нудно излагал,
Иван, за партой «Одиссея»,
Для всех невидимо читал.
46
Так постепенно, незаметно
Шли дни. Менялись времена.
И не одно промчалось лето,
И ни одна прошла зима.
Иван, теперь уже, не мальчик.
Всё изменилось нынче в нём —
И ростом он, уж, обозначен,
И стройностью не обделён.
Он стал приглядываться к людям
И даже начал их делить
На тех, с кем он дружить не будет
И тех, с кем мог бы, рядом быть.
Но не особенно стремился
Он стать любимцем для людей.
В гимназии, там, где учился,
Он не нашёл себе друзей.
Возможно, был довольно гордым,
Хотя в нём чванства вовсе нет.
Он к одиночеству свободы
Привык, наверно, с детских лет.
47
А между тем семья беднела.
Продал имение отец.
В ином именье, несомненно,
Дом не похож был на дворец.
Теперь в «Озерках» проживали
Дворяне Бунины скромней,
Хотя, наверное, скрывали
Святую бедность от людей.
Особенно отец, как прежде
Любил он шумно покутить,
Отдавшись сказочной надежде,
Что будет, как и прежде жить
В довольстве, роскоши, в богатстве.
Но расточительно живя
Лишал себя былого счастья,
И, по течению плывя.
Не мог сдержать свои порывы,
Былую удаль, хвастовство,
Живя в неведенье счастливом,
Но в измеренье не пустом.
48
Не смел, наверное, признаться
Отец Ивана, что не смог
Заняться собственным хозяйством.
За ним всегда имелся долг.
И чтоб с долгами рассчитаться
Продал имение своё.
Навек с «Бутырками» расстаться
Теперь Ивану суждено.
И нет грустнее этой мысли,
И нет тревожнее беды.
Но что от мальчика зависит.
Он весь в плену своей судьбы.
Молчит, скорбит и продолжает
В гимназию свою ходить,
Как прежде, что-то изучая,
Пытаясь что-то полюбить.
К чему-то тянется, чего-то
Отвергнуть навсегда, спешит.
Чего же, всё-таки охота
Ему? В чём зов его души?
49
Пока что, жизнь легко катилась.
И сам он жил со всеми в лад.
Но вдруг трагедия случилась —
Был арестован Юлий, брат.
За что, не знал Иван, конечно.
Но, опечалился отец —
Кольнёт, любой помещик встречный:
«Врагом царю, стал, твой птенец!»
