Последний классик. Том второй - страница 2



Поэту не хотелось верить.
Но не могли газеты врать,
Что, на курорте Баденвейлер,
Ушёл из жизни друг и брат.
Брат по перу и по таланту,
Наставник мудрый, мысли чьи,
Так удивительно богаты.
Не зря он Бунина учил
Быть справедливым, чутким смелым —
Таким, каким и сам он был.
В иные, новые пределы
Уйдя, людей он не забыл.
22
Сдержаться Бунин попытался
От слёз, но не хватило сил.
Сев на коня, он вдаль помчался
И по полям родным кружил.
Стекали слёзы с глаз ручьями,
В сознанье наплывал туман.
Душа, как будто бы, кричала:
«Нет смерти! Это всё обман!»
А мир молчал, воспринимая
Живое горя явью дня.
И сам себя, не понимая,
Вновь Бунин торопил коня.
Конь запыхавшийся, не верил,
Что вне рассудка был седок.
Вернуться надо бы, в деревню,
А Бунин слёз сдержать не мог.
Коню как будто передалась
И боль поэта, и тоска.
И в нём отчаянье рождалось,
Сливаясь с горем седока.
23
Для сердца чуткого поэта
И для души, и для ума,
Была страшна потеря эта.
Явленьем горестного дня.
Хотя подсказывала зримо
Болезнь летальный свой, исход.
Но Чехов, многими любимый,
Покинуть, просто всех не мог.
Казалось, гений был обязан,
Во имя всех жизнь продолжать.
Но время, жизненные связи,
Спешит внезапно разорвать.
Причин для этого немало —
Лишенья в детстве, тяжкий труд.
Здоровья телу не хватало —
В нём жил чувствительный недуг.
Был Чехов доктором и знал, он,
Своей болезни злую суть.
Зато, его, плоды сознанья
В мир вечной славы вознесут.
24
Легко ушёл из жизни Чехов,
Своих друзей опередив.
Болезнь бессмертью не помеха —
Всегда в России Чехов жив.
Но в дни те горькое известье
Смутило многие умы.
По долгу совести и чести,
Прощались с гением они.
А, Бунин, среди этих, многих,
Был самым грустным, может быть.
Отдавшись горестной тревоге,
Не смел он Чехова забыть.
Лишь рядом с ним он был счастливым,
Ему лишь, посвятить он мог,
Свои душевные порывы
И мыслей радостный полёт.
Лишь Чехов мог, легко и мудро,
Критично, мягко, подсказать,
В чём прав, а в чём не прав был Бунин,
Его талантливым признав.
25
От горя выглядя устало,
Поэт, почти не ел, не пил.
В нём вдохновение пропало.
О творчестве он позабыл.
Всё стало для него не мило,
И даже пошло, может быть.
Всё неприятно. Всё уныло.
И даже неохота жить.
Всё скверно, серо, апатично
И неприемлемо душе.
И сердце билось непривычно,
Словно подвижная мишень
Для стрел отчаянья и боли.
Он похудел и побледнел,
Готовясь к наихудшей доли,
Забыв про праведную цель.
Отбросив все мечты, в которых,
Ещё недавно ярко жил.
Он утопал, как птица в море,
В беде, оставшись вдруг без крыл.
26
Не зря вдруг братья всполошились,
Ивана потерять боясь,
Чтобы отвлечь его, решились
Они поехать на Кавказ.
Печальный Бунин согласился,
Хотя, как прежде тосковал.
И вовсе даже не стремился,
Пронзить собой иную даль.
Но может быть развеет мысли —
Он на Кавказе не бывал.
Не там ли, Бунин озарится
Свободой, позабыв печаль.
Но горе видимо сильнее —
Не пишет о Кавказе, он.
Хотя, там ярче и синее,
Чем над Огневкой, небосклон.
Красив там, снежных гор высоких
Величественный, гордый вид.
И всё же, слов живые строки,
Кавказу, Бунин посвятит.
27
А мир Кавказа был прекрасен
И удивительный ландшафт,
Красивый и многообразный,
Средь гор и рек и буйных трав,
Мог оживить любую душу,
Любое сердце оживить.
Шум водопадов Бунин слушал
И чувствовал, что надо жить.
Глядел, как горные бараны,
Мелькая, высоко в горах,
Спешили ввысь по скальным граням,
Не ведая, как люди, страх.
Как высоко, орлы кружились,
Чертя невидимый узор.
Конечно же, обворожила