– Спит?
– Вы же сами знаете, – подавляя зевок, ответил матрос, – он никогда не спит.
Варвара кивнула и даже слегка улыбнулась матросу.
– Ну, ты же понял, о чем я…
– Да понял, понял. Не спит он. Лежит на спине, как всегда. Глаза открыты, как всегда. За последние… – он поглядел на наручные часы, – …два часа не двигался.
– Значит, отдыхает. Это мне и нужно было знать. – Касаткина кивнула на электронный замок. – Открывай.
– Простите, – строго ответил матрос, красноречиво покосившись на сверток в руках Касаткиной, – с посторонними предметами не положено.
– Это простой пирог. Кормить же парня не запрещено.
– Все равно не положено! – заупрямился матрос. – Распоряжение…
– Да знаю я все распоряжения. Мне нужно втереться к нему в доверие, я должна его разговорить как-то, раз уж офицерам юстиции не удалось.
– А что, до утра это никак не подождет?
– Вы тут все сговорились что ли? – вышла из себя Касаткина. – Я, как и вы, человек подневольный. У меня есть четкий приказ – работать с этим… – тут она немного запнулась. Варвара и сама еще не знала, как лучше называть задержанного. Она определилась на автомате, не потому, что приняла взвешенное решение, нет. Она просто доверилась интуиции. – … с этим человеком. И у меня возникла идея поговорить с ним именно ночью. Поработать с его фазами сна.
– Так он же не спит!
– Не спит, как мы, – поправила матроса Касаткина. – Энцефалограммы показывают, что его мозг все же меняет ритмы, сообразно нашим привычным фазам сна. То, что он при этом глаза не закрывает, уже частности. Так, служивый, не выводи меня из себя, открывай, быстро! Иначе утром придется объясняться с капитаном.
Для пущей убедительности Касаткина притопнула маленькой ножкой и состряпала, как ей казалось, максимально суровую гримасу на лице. Такие вот маски она придумывала и репетировала заранее перед зеркалом, поскольку знала, что обладает кукольной внешностью, из-за которой никто толком не воспринимает ее всерьез. Не всегда, разумеется, эти меры помогали Касаткиной, но сейчас ее напускная суровость, кажется, сработала. Матрос заколебался.
– Но я должен хотя бы проверить, что там у вас.
– Господи! – Касаткина картинно закатила глаза, развернула пирог, отломила от него добротный кусок и протянула его матросу. – На, пробуй, вымогатель, шарлотка это.
От угощения матрос, естественно, не отказался. За весь полет он так и не удосужился завести полезных знакомств на камбузе. Приходилось довольствоваться уставной пищей, а она, хоть и была отменного качества, все же преследовала одну единственную цель – удовлетворить суточную потребность организма космонавта в белках, жирах, углеводах и незаменимых микроэлементах. При таких вводных, пище достаточно было быть просто пищей. Чаще всего это были гомогенизированные смеси, которые изредка заменялись каким-либо «твердым» продуктом из разряда запеканки или омлета. «Чтобы не забыть, как жевать» – шутили матросы и давились очередным несъедобным подобием пудинга.
Простым смертным банальная жареная с луком картошка (а на продскладе «Прорыва» имелись и такие продукты), после двух-трех месяцев полета могла показаться пищей богов. Чего уж говорить о таком изысканном блюде из натуральной муки, яиц и яблок, как шарлотка. Касаткина все эти нюансы знала заранее, и весь разыгранный ею спектакль, был направлен именно на такой исход.
«Кушай, кушай, мальчик, – удовлетворенно думала Касаткина, глядя, как матрос не мешкая ни секунды, запихал кусок предложенного пирога себе в рот. – Спать крепче будешь».
