Треск автоматной очереди заставил меня подпрыгнуть чуть ли ни на метр. Обернулась на звук и увидела еще один огромный факел. Нереально красиво! Ночь, звезды, пустыня, и посередине сияет огненный цветок. Через секунду сообразила – горит «наш» МАЗ. Тот самый военный грузовик, на котором мы только что приехали.
Да этого просто не может быть!
Обратно бежала бегом. Летела, словно на крыльях. Чемоданчик больно бил по колену, но мне было не до этого. В голове пульсировала одна и та же мысль – «кто-то только что поджег тягач».
Кабина обильно полита соляркой изнутри, прямо от души набрызгано. Достаточно одной спички, и четверти груза конвоя как не бывало. Самая настоящая диверсия.
Но зачем? Ничего не понимаю! Что за бессмысленное вредительство по мелочам? Ну ведь никакого же смысла в поджоге нет.
Народ со всех сторон подтягивается, Чекист бегает, истерит. Родион вертится поблизости, команды отдает. А что толку? Костерище такой, что ого-го… до самых небес полыхает. Не потушить! Слишком поздно хватились.
Наконец Родиону удалось немного обуздать панику, и расставить добровольных пожарников с подветренной стороны полукругом. Начали мы пламя песком сбивать. Получалось плохо, уж слишком температура велика. Пока соляра не выгорит полностью, толку с наших стараний никакого. Долго бились со стихией, но все же одолели потихоньку, пламя стало ослабевать, а потом и потихоньку сдавать позиции. Что ни говори, а груз очень жаль. До слез обидно, половину Африки протащили, и так нелепо просрали, перед самым финишем. А ведь в кузове было столько полезных вещей для колонистов.
К нашей безумной радости груз почти не пострадал. Слегка подкоптился снаружи, но это, если подумать, не так уж и страшно. Родион вновь организовал добровольцев, составил их цепочкой, по которой принялись передавать ценный скарб. Пока складывали прямо на песок, нужно еще состояние определить, пострадавшее отсортировать, а то, что удалось сохранить, распределить по остальным машинам.
Вот только возникла проблема. Огромная гора ящиков, а техника и без того загружена под завязку. Некуда размещать! Хочешь не хочешь, а часть поклажи придется бросить в пустыне. Тут уж поневоле задумаешься – и зачем так рьяно тушили? Если бы сгорело, хоть не так было бы обидно.
В этот момент все и произошло.
Прибежал Мишка, весь зареванный, глаза в пол-лица, говорить не может, за руки хватает и тянет куда-то, вопит что-то несвязное. Схватила тревожный чемоданчик и бегом за мальчишкой. По дороге даже прикрикнуть на него слегка пришлось, чтобы спокойно и внятно объяснялся. Помогло!
– Я, – говорит, – Стива застрелил. Нечаянно!
О Господи!
– Он еще жив, пульс прощупывается… Я не хотел… Я в Чекиста целил.
Час от часу не легче. Уже и на минутку отойти нельзя.
– В политрука-то зачем стрелял? – спрашиваю, – чем тебе он так насолил?
– Он Иваныча убил, сволочь!
– Что?
Перед глазами поплыло.
Иваныча больше нет…
Я непроизвольно остановила бег. И сразу перед глазами встала картина, как Чекист в того, зараженного паразитами паренька, стреляет.
И я не ошиблась.
– Да пойдемте же, – снова тянет меня Мишка за руку, – Иваныч заразился паразитами, его уже было не спасти. Но это я только потом узнал. А когда увидел мертвого Иваныча, совсем соображать перестал, достал пистолет и выстрелил. А Стивен…
Мишка на секунду смолк, проглатывая комок.
– А Стивен… меня остановить хотел… а я… уже нажал…
