На перекрестке с бульваром Лорел-Каньон он повернул налево и поехал по извилистой дороге, ведущей по холму наверх. Доехав до Малхолланд-драйв, он собрался повернуть направо на красный свет, но потом бросил взгляд влево, чтобы убедиться, что там нет машин, – и замер. Из зарослей кустов на обочине слева, где начиналась лощина, вышел койот и нерешительно поглядывал на проезжую часть. Других машин на дороге не было. Только Босх видел это.
Зверь был тощий и облезлый, измученный борьбой за выживание в городской черте. Туман, поднимавшийся из лощины, отражал огни фонарей и окутывал койота голубоватым светящимся ореолом. Некоторое время зверь пристально смотрел на машину Босха; красный свет светофора отражался в его глазах. На мгновение Босху показалось, что взгляд койота устремлен прямо на него. Потом зверь развернулся и исчез в голубоватой дымке.
Сзади требовательно загудел успевший подъехать автомобиль. Босх не заметил, как ему загорелся зеленый. Он махнул рукой в окно в знак извинения и повернул на Малхолланд, но практически сразу же съехал на обочину и, заглушив двигатель, вышел из машины.
Вечер был прохладный, и Босх, пока шел через перекресток к тому месту, где видел голубого койота, успел даже немного подмерзнуть. Он сам толком не понимал, зачем это делает, но страшно ему не было. Он просто хотел снова увидеть зверя. Остановившись на краю лощины, он заглянул вниз, в темноту. Теперь повсюду вокруг него была голубая дымка. Мимо проехала машина, и когда шум утих, он снова напряг слух и внимательно вгляделся в темноту. Но все было напрасно. Койот исчез. Босх вернулся к машине и поехал домой.
Позднее, уже лежа в постели с включенным светом после еще нескольких банок пива, он закурил последнюю на вечер сигарету и устремил взгляд в потолок. Он оставил свет гореть, но мысли его были о темной ночи. И о голубом койоте. И о женщине с «непридельным» лицом. Очень скоро все эти мысли вместе с ним самим уплыли в темноту.
Толком поспать Босху не удалось, и еще до рассвета он был на ногах. Последняя за вечер сигарета лишь чудом не стала последней во всей его жизни. Он уснул, так и держа ее в пальцах, и был разбужен резкой болью от ожога. Перевязав два пострадавших пальца, он попытался снова лечь спать, но у него ничего не получилось. Мешала пульсирующая боль и мысли о том, сколько раз ему приходилось расследовать смерти незадачливых алкоголиков, которые вот так же уснули с сигаретой в руке и в результате погибли в огне пожара. Интересно, что сказала бы об этом Кармен Инохос? Что это тоже симптом тяги к саморазрушению?
Когда сквозь плотные шторы начал просачиваться бледный свет, он наконец сдался и вылез из кровати. Пока в кухне варился кофе, он направился в ванную и заново перевязал обожженные пальцы. Накладывая свежую повязку, он бросил взгляд в зеркало и увидел, что под глазами у него залегли глубокие морщины.
– Черт! – выругался он себе под нос. – Что происходит?
Устроившись на террасе с тыльной стороны дома, он пил черный кофе и смотрел, как пробуждается сонный город. В утреннем прохладном воздухе терпко пахло эвкалиптами, которые росли чуть дальше в низине. За ночь с океана приполз туман, и в голубоватой дымке лишь смутно угадывались очертания холмов. Босх примерно час смотрел на то, как начинается утро, завороженный зрелищем, которое открывалось с террасы.
