Теперь, когда их нет рядом, до боли в сердце хочется верить, что есть, обязательно есть «тот свет», на котором мы сможем вместе все встретиться, обняться, как прежде, и больше уже никогда не разлучаться.
Блажен, кто верует!
Сентябрь
Вечером звонила мама. Она сообщила, что ей пришел счет за переговоры.
– Посчитала, я двадцать шесть раз разговаривала с Петрозаводском. Этого не может быть! Не говорили ли твои дружки по моему телефону?
Я назвал своих друзей, кто мог зайти к ней.
– Нет, Саша не мог звонить по моему телефону, – отвечала мать. – И Валера ко мне не заходил. Но я не могла столько раз набирать телефон. Не могла! – кричала она в трубку. – Я теперь буду записывать все свои разговоры и потом проверю!
– Хорошо, записывай! – почти крикнул я в ответ.
– Буду записывать!
Каждый свой разговор она заканчивает денежными делами. Теперь объектом ее нападок стала Нина Павловна, бывшая подруга, у которой недавно утонул сын. Со слов мамы, та задолжала ей 3 тысячи рублей. Позже эту цифру она уменьшила до тысячи.
Но, прощаясь по телефону, мама, как и прежде, спрашивает, как поживают мои дети, Нина. Передает им привет и просит приезжать к ней в гости. Она ведь была необычайно гостеприимной. К ней всегда заходили люди на чай. Помнится, мой средний брат Володя однажды приехал из Украины с семьей. Прихватил знакомых показать Карелию. Мать распределила все спальные места в доме. Кормила-поила гостей каждый день по три раза. Позже рассказала мне:
– Я так однажды устала, что прилегла вечером на раскладушку и всю ночь проспала без матраса и одеяла.
Ей тогда уже было за 80.
А ведь гостеприимство, кроме всего прочего, требует огромного труда. В полной мере я почувствовал это, когда умерла мама.
Мама последним готова была поделиться, при этом не преследовала никакой корысти или выгоды. Она любила людей. Такими зачастую бывают испытавшие лихолетье войны.
Октябрь
Утром звонила мама. Слабым голосом сообщила, что ей плохо, вызывала «Скорую помощь». Потом сказала:
– Еще чуть полежу и встану топить печку. В доме холодно…
– А что, вам еще не дали тепло? – спросил я, встревоженный. В доме сохранилось централизованное отопление, установленное еще леспромхозом.
– Нет, – ответила она. Потом снова стала рассказывать, как забыла свой паспорт у Нины Павловны, ругала ее слабым голосом. Я просил ее сдать в понедельник анализы в больницу и взять направление в госпиталь для Ветеранов.
Мама капризничала, говорила:
– Поселковый терапевт ничего не говорила мне насчет путевки. Может, я и не поеду в госпиталь…
Меня разобрало зло.
– Тогда тебе больше путевки не дадут! – почти крикнул я в трубку.
– Вот как! – расслабленным голосом отвечала мне мама. Ей был в радость мой крик. Хоть так с ней разговаривают.
Потом я звонил социальному работнику, просил проследить, чтобы мать сдала анализы. Между прочим поинтересовался:
– А тепло дали в дом, где живет мать?
– Да, еще 1 октября, – ответила работница. – В ее квартире тепло, даже душно.
После таких слов меня захлестнула обида, но подумалось: «Ведь, сгущая краски, мать хочет призвать меня к себе».
Сегодня рано утром мама позвонила мне в Петрозаводск и сообщила:
– У меня нет денег! – И дальше в категоричной форме: – Когда ты приедешь?
– Я приеду в воскресенье.
– Сегодня у нас что?
– Пятница.
– Ну, за три дня я не сдохну…
Я бежал под проливным дождем на родник за водой. Пронзила мысль: «Поселковый врач давно поставила маме неутешительный диагноз (старческое слабоумие) и всячески отстраняется от нее, как бы давая мне понять: занимайся своей матерью сам!».
