Последний полотёр. Роман в беседах, фрагментах и красках жизни - страница 12
Были ещё середняки, занимавшие, как и следует из названия, промежуточное положение между бедняками и зажиточными крестьянами. Они жили в относительном достатке, имели достаточно земли и инвентаря, батраков не нанимали, но пользовались услугами сезонных рабочих и платили им по справедливости.
И, конечно же, кулаки. В их ведении было много земли, что позволяло им получать доход от земельной ренты, торговли, скупки и перепродажи. Но главное, они промышляли старым добрым ростовщичеством, при котором заёмщики рассчитывались с кулаками натуральным продуктом (или своим трудом) под большой процент. Нередко ростовщики держали в долговой кабале целую округу. Вот откуда пошло понятие «мироед». Кулак, питающийся и жиреющий за счёт «мира» – «общества».
Приход советской власти в корне изменил эту ситуацию, что тебе, конечно, известно. Большевики вели жёсткую борьбу против кулаков, да и вообще против системы батрачества. И главным образом против использования в наёмном труде детей. Уже с середины 1918 года кулачество обозначило себя как противник советской власти.
В 1919 году была введена продразвёрстка, суть которой сводилась к обеспечению хлебом жителей городов, рабочих заводов и бойцов Красной армии, сражавшихся на фронтах с белогвардейцами и интервентами.
Основная часть крестьянства, выбирая между большевиками и белогвардейцами, опасаясь возврата господ и помещиков, приняла продразвёрстку как меньшее из зол. Но кулаков такая перспектива сотрудничества с новой властью отнюдь не устраивала. Путём скупки зерна и спекулятивных действий они создавали искусственный дефицит хлеба в попытке принудить советскую власть отказаться от новых преобразований под угрозой голода. Мы знаем, чем это закончилось для кулаков. Требования пришлось выполнить.
Потом – НЭП, на смену продразвёрстке приходит продналог, и кулачеству удаётся вернуться к относительно стабильному своему существованию, что, однако, не усмиряет недовольства новой властью.
Ну и большой путь коллективизации, вовлечение – нередко болезненное – бедных слоёв крестьянства в колхозы. Страна менялась, требовала масштабных решений, которые всегда даются немалой ценой.
И ещё одно важное дополнение. Несмотря на отмену наёмного труда и батрачества, в СССР всё взрослое население, за малым исключением, было обязано трудиться. Знаменитый лозунг советской власти – «Кто не работает, тот не ест». А за уклонение от труда следовало административное или уголовное наказание, не говоря уж об общественном порицании и презрении. Появился даже такой лексический новояз – «тунеядец», – имеющий отрицательный нарратив.
Конечно, в Российской империи слово «тунеядец» также употреблялось в некоторых законодательных актах, но тунеядство само по себе не считалось нарушением закона. В петровской «Табели о рангах», к примеру, можно встретить такую фразу: «…дабы тем охоту подать к службе и оным честь, а не нахалам и тунеядцам получать». Это о способных людях из низших сословий, перед которыми могли открыться двери на государеву службу.
В досоветские времена бездельники, конечно, также порицались общественностью, но социально значимого контекста этому не придавалось. Казалось бы, человек существует за счёт своих близких, это проблема узкого круга людей. Но в СССР вопрос тунеядства перестал носить частный характер. Паразитирование дома равнялось паразитированию на обществе. И разве в этом нет логики?