И тем не менее, мне довелось если и не испытать в полной мере силу и мощь Иртыша, то во всяком случае, прикоснуться к ней.
Однажды, мы с мамой пошли купаться на остров, со стороны Иртыша нашли хорошее тихое место, где у берега было неглубоко. Войдя в воду, я пошел вперед, и она быстро достигла груди. Тут я ощутил всем телом мягкий напор течения. Мне стало любопытно, сможет ли оно без малейшего моего усилия меня подхватить и понести. Я поджал ноги, лишив себя опоры, лег на воду и с удивлением обнаружил, что не иду ко дну сразу, а меня довольно быстро понесла на себе эта мягкая сила. В следующий момент я увидел расширенные глаза мамы и услышал ее крик, заставивший очнуться и опустить ноги на дно. В том месте, где я встал, вода доходила мне уже почти до подбородка. Еще пара мгновений, и меня отнесло бы на глубину, откуда я не смог бы выбраться.
А как-то летом мы с отцом ходили на Иртыш рыбачить. Это была первая рыбалка в моей жизни. Отец купил две бамбуковые удочки, снасти, и в воскресное утро мы направились на Остров. Здесь, на берегу Иртыша, уже пытали счастья несколько рыбаков, однако не помню, чтобы кто-нибудь поймал что-нибудь интересное. Мы пробыли там час или два. К моему удивлению, рыба никак не ловилась. Стремительные серые воды реки казались безжизненными. Время от времени мимо нас с шумом проходили колесные пароходы, собратья почившего на берегу «Казахстана», и рыбаки ругались, что они распугивают рыбу. И все-таки отец поймал двух пескарей, которых мы с гордостью доставили домой. Мама их зажарила. До сих пор помню большую тарелку и посреди нее два жареных пескарика, гербово обрамленные веточками укропа.
Отцу приходилось много ездить и даже летать на самолетах в областные командировки. Иногда, если район был не очень далекий, и можно было обернуться за день или с ночевкой, он брал меня с собой.
Мы часами ехали на машине (редко длинный тяжелый «ЗИМ», чаще – «Победа») через плоскую, серую степь, мимо невзрачных поселков. Если возвращались в темноте, они светились в степи россыпями огней, а некоторые молчаливо темнели, тлея несколькими тусклыми оконцами – туда еще не провели электричество и там пользовались керосиновыми лампами. «А вот еще одна деревня, где нет электричества… а вот еще…» – азартно комментировали наши попутчики хирурги. «Коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны!»… Советская власть была. Оставалось провести электричество в эти редкие деревни, и наступит всеобщее счастье… И от близости новой эпохи дух перехватывало!
Иногда мы сворачивали на бахчи, где я впервые увидел лежащие на земле среди листвы полосатые арбузы, желтые длинные дыни, и хотелось урагана, который покатил бы их до Семипалатинска. Рассказывали, был такой ураган, после которого ставшие в одночасье бесплатными арбузы собирали на улицах.
Однажды мы увидел стоящую на обочине колонну грузовых и легковых машин. Остановились. Вышли. Впереди лежал на боку грузовик. Арбузы, которые он вез, высыпались в придорожный кювет. Говорили, что водитель ехал ночью и задремал, машина съехала с обочины и завалилась. Сам шофер сидел посреди целых и битых арбузов, рубил их ножом и непрерывно поглощал красную мякоть. На вопрос можно ли взять парочку арбузов махнул ножом и, выплюнув семечки, сказал: «А, берите хоть все!»…
А однажды мы ночевали у лесника. По дороге к леснику взрослые говорили о его подвиге: убил готовую прыгнуть на него рысь. Только вот леса я не увидел, может потому, что приехали мы к леснику уже в темноте. Помню большой деревянный дом, окруженный забором, корыто для скота под навесом, хрюканье свиней и хлевный дух.
