– Ты везучая! – сказал Том, вырастая рядом. – Сегодня не так холодно, как вчера.
Во время перерыва Алисия спряталась от ветра между вагончиками.
– Да неужели! – она держала в руках стаканчик с обжигающим чаем, но это слабо помогало согреться.
– Честно-честно! – улыбался Том. – Вчера было намного хуже. Сегодня вообще жара. Фух!
Он распахнул куртку и стянул шапку.
– Перестань, не надо! Ты же простудишься! Ты только что бегал. Застегнись!
– Иди сюда, я тебя согрею, – он забрал стаканчик из её рук и поставил на землю, потянул её за рукав, прижал к себе и прикрыл сверху полами куртки.
Он был выше её на полголовы. Алисия уткнулась носом в его тёплую шею.
– Хорошо? – спросил Том. – Мне-то уж точно хорошо! – не дожидаясь ответа, сказал он. – Наконец-то мы перешли к фазе тесных объятий.
– Всё не по порядку: сон в одной постели почему-то им предшествовал…
– Да… Это мой косяк, прости. Нужно было ещё вчера это сделать.
Они молчали долго. Когда Алисия пошевелилась, Том прижал её к себе сильнее.
– А ты не боишься, что остальные о нас невесть что подумают?
– Это что, например, и кто? – он хохотнул, озираясь вокруг. Они стояли между двух фургонов, где их почти не было видно.
– Что немолодая, никому неизвестная сценаристка липнет к молодому, но уже известному актёру…
– Так вот чего ты боишься! Что люди будут судачить? Ерунда это всё! Если бы я этого боялся, не быть мне в этой профессии.
Он немного отстранился и посмотрел ей в глаза.
– Кино – это всегда публичность. Я с детства перед камерой. Если бы я реагировал на всё, что обо мне когда-либо сказали или написали, я бы давно в психбольнице оказался. Люди видят в нас только то, что есть в них. Реальный я – это не роли, которые я играю, и даже не тот публичный образ, который видит общество. Это ведь тоже роль. Надеюсь, ты понимаешь?
Он смотрел ей в глаза. Впервые Алисия видела его таким серьёзным. Куда делся смешливый кокетливый мальчишка, который никогда не сидел на месте и постоянно дёргался? У него как будто даже цвет глаз изменился, приобрёл многослойную глубину. Алисия почувствовала, как тонет в этой глубине.
– Кто же ты тогда? – выдохнула она. Взгляд скользил по его лицу, на мгновение задержался на губах.
– Где Том?! Том! Свет уходит!
Том ухмыльнулся, заметив её взгляд, выпустил из объятий, застегнул куртку и ушёл, оставив гадать, что это такое было.
В конце концов Алисия даже вошла во вкус, исполняя новую для себя роль. Она поняла, что суть этой работы в направленном внимании, и сконцентрировалась на деталях – это всегда ей неплохо удавалось. И случилось чудо. Важные элементы внезапно, как будто сами по себе, стали выплывать из общего фона. Она видела будущий фильм картинками и точно понимала, какой из них недостаёт, а какая отличается от предыдущей в деталях. Алисия скользила в потоке и постоянно смещала фокус внимания, молниеносно реагируя на малейший диссонанс в кадре или речи актёров. Она запоминала, сколько раз шарф был обмотан вокруг шеи Мелани и как высоко поднимал руку Том в предыдущем дубле, чтобы та же самая сцена, снятая с другого ракурса воспроизводила сама себя. Точность и быстрота кинопроизводства действительно поражали. Смена планов и освещения происходила в течение нескольких минут. Чёткий, великолепно отлаженный процесс, которым невозможно было не восхищаться.
Алисия была очень довольна собой, считая, что не уступает в исполнительности более опытным членам группы. Казалось, что все остальные должны были восхищаться её вдруг открывшейся способностью схватывать всё налету. Но коллеги не проявляли никакого интереса к её персоне. Оператор и его ассистенты принимали всё как должное. И даже раздражались, когда видели, что она не понимает каких-то элементарных вещей. Впрочем, возможно, дело было в холодной погоде и ускользающем свете. И они хотели быстрее всё закончить?
