И вот сейчас антихрист предстал перед Зосимом вполне зримо. В образе Тихона, которого с тех пор юноша не признавал за брата-монаха. Прозорливым умом своим отметил, что и молитв-то толком произнести не может, ибо старославянскому, церковному языку едва учен. Хотя, согласно письму от настоятеля Суздальского монастыря значилось, что пробыл Тихон на послушании четыре года. В самой же обители монахом состоял до пяти лет. Все больше усиливалось в Зосиме подозрение, что это человек темный и пришлый неведомо откуда. В монаха наряженный, да и только. Однако, кому об этом скажешь? Настоятель был груб и не разговорчив, пока речь не заходила о мирских утехах, в числе коих блуд да вино. Остальные же братья боялись пришлого. Потихоньку доносили ему о том, что творилось в обители. Вознося молитвы к Всевышнему, в коих он просил о крепости духовной, Зосима знал, что час страшных испытаний близок. Он не ошибся, встретив его, этот страшный час, во всеоружии духовном.
* * *
…Взмахнув лопатой, Зосима, пошел на Тихона. У того чуть глаза из орбит не выпали… «Уйди отсель, темная человечья душа! Не искушай ни меня, ни Бога нашего!» – воскликнул молодой монах. Тихон, было, взмахнул своим пудовым кулаком. Внезапно темное застлало все вокруг. По-прежнему ярко светил на небе золотисто-оранжевый, огромный шар по имени Солнце и тени легких, перистых облаков скользили по белым монастырским стенам. Зосима видел, что они оказались в разных мирах. Он, молодой монах, почти юноша. И этот огромный, жестокий человек, возымевший власть с чужого слова над монастырской братией.
– Уйди отсель, огромна окаянный! Не то враз кончу тебя на месте, – вырвалось у Зосимы.
Тихон жутко скривился и закричал:
– О, братья, убивают! Бесом одержим, бесом… Этот наш вьюнок беспутный! Хватайте и вяжите ему руки! Не то он, бес во плоти, всех нас лопатою перебьет! Я покамест за отцом настоятелем поспешу…
Монахи стояли вконец остолбеневшие. Ибо свершилось чудо из чудес. Тот, кого все боялись, сам изволил испугаться. Но это была только сказка. Вся присказка была впереди.
По распоряжению отца настоятеля, что немедля (со слов Тихона) прознал о случившемся, Зосиму заточили в монастырское подземелье. За исправником отрядили тот час одного из братьев. (Как выяснилось позже, того, кто окатил Зосиму шайкой кипятка.) Исправник приехал на дрожках с бубенцами. Тут же произвел подробнейший опрос всей монастырской братии.
– Для протокола, святые отцы, – молвил господин исправник, запинаясь от смущения. Розовые, гладкие щеки покрылись потом. Полоска золотистых, лихо закрученных усов терялась под тенью козырька белоснежной фуражки. – Его же, напавшего… То бишь, брата вашего, которого вы повязали, тоже надобно будет подвергнуть опросу. Пока дознавателем буду я, господин исправник, – сказал он, поворачиваясь к отцу настоятелю, и почтительно улыбнулся. – Вы, конечно, можете дать делу законный ход. Так и… Ну, я думаю, что вы понимаете, какие нежелательные последствия может иметь суд да следствие для вашей святой обители. Попади этот юноша на съезжую или в острог…
Ну, разумеется: отец настоятель все прекрасно понимал. Ему давно уже не терпелось убрать Зосиму с глаз долой и подальше. Молодой монах снискал своим терпением и мужеством любовь у остальной братии. Не раз за усердие в посту и молитвах Зосиму отправляли выполнять напрасно-черную работу. Таскать с места на место камни. Или перекладывать из лохани в другую мусор… Но он держался. С приходом в обитель зловещего Тихона, который ввел порядки точно в острожной тюрьме, его жизнь стала и вовсе невыносимой. Но теперь… Дурная слава о нем, отце настоятеле, могла зайти совсем далеко. Того не хотелось этому толстому, холеному человеку. С нежными, большими руками, никогда не ведавшим трудов. Что б хоть как-то досадить молодому монаху отец настоятель предложил составить протокол со слов «претерпевшего от злодея», то есть «смиренного» брата Тихона. «Дабы бумага сия могла возыметь ход…»
