Последний старец. Сталинградский снег. Черт побери! - страница 21
Он выбрался на жёлтый песок босой. В одной гимнастёрке без ремня. Из оружия – самопальный ножик с деревянной ручкой, что был привязан к телу. Да бритвенное лезвие «Нева», что зашито надёжно в воротник гимнастёрки. На песке сейчас же взметнулись фонтанчики. Вот б…! Снайпер… Цвигун тут же нырнул головой за разбитую лодку. Щёлк-щёлк! Над головой образовалось два выходных отверстия. Звездообразной формы. Падла фрицевская! Не видать тебе твоей мамы, если я до тебя доберуся. Помяни моё слово.
Дождавшись момента (у фрица должна была выйти обойма), он с перекатом достиг откоса. Вскарабкался по нему к ближайшим развалинам. Никого… Только дымила разбитая полуторка. Рядом – два бойца с натёкшей под ними кровью. Один лежал крестообразно, раскинув руки. Другой, привалившись к рубчатому скату, казалось, смотрел в пыль. Пуля снайпера угодила ему в висок. Похоронить бы вас, братки, да возможности такой нет.
Он переполз через груду битого кирпича. Держа ножик лезвием к себе, прополз на локтях половину подвала, что зиял многочисленными отверстиями от снарядов. Лучшего места для стрельбы не сыскать. Где э н т о т гад? Где?..
– Ты не меня ищешь? – возник точно из небытия голос.
– А то…
Цвигун перестал дышать. Он слегка оборотился. Оставаясь в положении лёжа. Позади стоял высокий фриц. Упакованный по первому разряду. На груди – бинокль в чехле. Сам – в пятнистой куртке. Голову украшала кепи. На локте, по-охотничьи, тот держал винтовку с оптическим прицелом, что для верности была обмотана парусиной. Рожа закрашена неровными чёрно-зелёными полосами. Испугаться можно…
– Ты не меня ищешь, Рус Иван? Cоm zoom Mir!
– Я тя щас урэкаю! Падла ты сиамская, – Цвигун смачно сплюнул. – Ежели не угомониши…
– Was? Ты есть шутить? Русски шутка…
Цвигун быстро прикинул: отступать некуда. Немец был явно с навыком. Первым же выстрелом срежет наповал. Умирать, естественно, не хотелось. Но у немца был единственный недостаток. Единственный и неповторимый: он был в фаворе. Его пёрло от куража. Хотя и встал он с «прикрытой спиной» – к выщербленной стене.
– Курево есть? – оставаясь в положении лёжа, бывший рецидивист сделал движение щепотью пальцев. – Курить, говорю, брось! Перед смертью страсть как охота.
– О! Загадочный русски душа, – немец рассмеялся. – Ain sigarette?
Тут над его головой чиркнула пуля. Стреляли со стороны берега. Под углом, что труден для опытного стрелка. Пятнистая фигура приникла. Кувырок… Немец отпрыгнул. А Цвигун бросился за ближайшую кучу кирпича.
Советский снайпер ловил в окуляр прицела врага. Но тщетно. Он был готов стрелять на движение. Стрелять по любому движущемуся предмету, чтобы самому не стать мишенью. Но всё живое в развалинах приникло к каменным обломкам.
Цвигун осторожно цапнул обломок кирпича с куском цемента. Бросил его. Тут же запела рикошетом пуля. Твою мать… Ежели стреляет свой – точно пришьёт! Ежели немец… Правда, по выстрелу было слышно – работала трёхлинейка системы Мосина. Но фрицевские снайперы ей тоже не брезгуют. Лишь меняют нашу оптику на свою – цейсовскую. Осталось одно испытанное средство. Ох, ни раз оно на войне выручало.
– Твою мать в бога, в душу! – заорал Цвигун. – Ты меня слышь или нет, бисова душа? – ответа, как и следовало ожидать, не последовало. Наш и германский снайперы молчали, чтобы не выдать себя. – Ну, молчи! Понятливый я уродился на этот свет. Я щас брошу кирпич! Понял!?! Ты в то место не пуляй.