– Ага! Донанималась! – фыркнул Никита. – Не забыла еще, как эта дура из окошка спланировала?
– Сынок, ну что ты говоришь! – с мягкой укоризной произнесла Южина. – Это был просто несчастный случай! Сима сама виновата – зачем было так высовываться!
– Погодите, – сказала я. – О чем вообще речь?
Никита принялся рассказывать:
– Мама несколько лет подряд нанимала одну тетку из этого агентства. Окошки мыть она к нам ходила. Ну, недели три назад она и выпала. Сразу насмерть! Кровища!
На лице Никиты появилось мечтательное выражение. Вот так маньяки и получаются…
– Да ну тебя, Никит! – отмахнулась Южина. – Зачем за столом такое рассказываешь, весь аппетит пропал…
– И ничего не насмерть! – вдруг подняла глаза от тарелки Алена. – Она еще успела перед смертью что-то сказать. Долго так говорила, а мы все стояли вокруг и слушали. Что-то про убийство… или про камеру какую-то… В общем, я не расслышала.
Алена мечтательно возвела глаза к потолку, вспоминая интересное происшествие.
– Кто это – мы? – поинтересовалась я.
– В смысле?! – вскинула бровки Алена.
– Вы сказали: «Мы все стояли вокруг и слушали». Правильно?
– Ну… Мы с Никитой… Любовь Витальевна, Петр Петрович и Марья Семеновна…
– Кто такая Марья Семеновна? – не поняла я.
– Моя бабка, которую машина сбила, – жуя, пояснил Никита.
– Да, и еще какие-то люди сбежались. Я никого из них не знаю. Только медсестра из поликлиники, Верочка.
Так, приехали.
Из перечисленных Аленой граждан двое уже мертвы, а на третью было совершено покушение.
– Скажи, Никита, а этот Подниекс – он тоже там был? – осторожно спросила я. Если был, то пазл можно считать собранным.
– Не-е! – протянул Никита. – Его точно не было.
Ладно, разберемся…
– Люба, а эта погибшая женщина – она давно у вас работала? Как ее звали?
– Сима-то? – Люба почесала голову ручкой вилки. – Фамилии ее я не помню… Смешная такая фамилия… А, Ёжикова! Лет пять она ко мне ходила. Каждую весну и осень, и два раза за лето. Ничего не скажу – мыла она хорошо, чисто. Но любопытная была – страсть! Вечно нос совала куда не просят. Оставишь квитанцию на видном месте или еще какую бумажку, глядь – она уже изучает. Я ей: «Серафима, совести у тебя нету!», а она мне: «Ой, Любовь Витальна, грешница я! Сама знаю!» И хохочет.
Южина пригорюнилась, вспоминая погибшую Симу.
– Вспомните, пожалуйста, что Серафима сказала перед смертью, – попросила я.
Южины дружно наморщили лбы.
– Вроде бы… Вроде бы она сказала: «Меня убили!» – протянула Люба.
– Ну, это ты слышала, а мы с Аленой потом уже подошли, – сказал Никита.
– Она ясно сказала: «Мельникову довели! Ищите камеру номер четыре!» – припомнила Алена. – А что все это значит?!
– Пока не знаю, – сказала я. Мозги начинали потихоньку закипать.
– Ладно, всем спать! – скомандовала Люба, тяжело поднимаясь из-за стола. – Завтра рано вставать.
Молодые поспешно встали.
– Ты, Жень, оставайся пока! – кивнула мне Южина. – Надо все же разобраться, что у нас творится…
Час и вправду был поздний. Время приближалось к одиннадцати. Мне предстоял один важный звонок, но придется отложить его до утра…
Утром я, как обычно, проводила Никиту до банка. Честно сказать, я удвоила бдительность и всю дорогу ожидала какого-нибудь происшествия. Выпрыгнет из-за угла отморозок с ножом… Или вылетит на полной скорости машина с заляпанными грязью номерами… Но все обошлось.
Вернувшись в квартиру (Люба уже усвистела в свои магазины), я обнялась с телефоном и принялась названивать майору Мироновой.
