– Вас не уволят, мое слово, – после некоторых раздумий, но не особо долгих, дабы не пугать без того расстроенную Ланскую, произнес он. – Возвращайтесь сегодня домой, и отдохните до конца недели, а в понедельник на работу.
Ланская внезапно вспыхнула от радости как майский цветок, дождавшись долгожданного утреннего солнца, но потом вновь опустила глаза, погаснув, словно нежный бутон опалил свои лепестки.
– Простите, – медленно и тихо заговорила она, – простите меня за мою наглость.
Платон от неожиданности вытаращил глаза, не зная, что и сказать.
– Еще раз простите, просто я хотела попросить, если это возможно, перевести меня в любой другой отдел, – слова по-прежнему давались ей с трудом. – Я безмерно благодарна вам за все, но поверьте, я просто боюсь теперь работать рядом с этим человеком…
– Не стоит, – прервал ее Платон, – обойдемся без этого. Больше вы этого человека не увидите здесь. И это тоже мое слово.
На глазах Ланской выступили слезы. Не давая ей выплеснуть подошедший к сердцу поток благодарности, Смольная подхватила подругу под руку и вывела из кабинета. Платон отдал должное своей помощнице, которая как всегда смогла прочувствовать его состояние и понять, что чего-чего, а сейчас его лучше всего оставить в покое.
Настя.
Платон вздрогнул, стараясь сосредоточиться, и заказал по телефону еще кофе, попросив к нему булочек с маслом и шоколада. Потом позвонил и вызвал к себе Андрея Гучкова, руководителя юридического департамента, который не заставил себя ждать, явившись тут же.
– Присаживайся, Андрей Викторович, – пригласил гостя Платон. – Скажи мне, пожалуйста, с каких это пор наша корпорация докатилась до того, что начала увольнять с работы беременных женщин?
Признаться честно, Гучков передумал в голове миллион мыслей, пока шел сюда, но был поражен, настолько он не ожидал подобного.
– А как вы… – спохватился было он, осознав всю глупость этого вопроса, но Платон сжалился, и не стал хватать подчиненного за эту оплошность – просто промолчал, выразительным взглядом давая понять, что ждет объяснений. – Если вы по поводу Ирины Ланской, – продолжил Гучков более уверенно, – то ее уволили по весьма веским причинам.
– Кто это тебе сказал, Шарапов?
– Да, Роман Семенович.
– Нализывая при этом твою светлую задницу, – заключил Платон, и жестом показал внезапно вспыхнувшему Гучкову, что не требует объяснений. – Вот что я тебе скажу, Андрей – ты хороший сотрудник и нормальный человек, но насколько я порой не могу понять отдельных людей, настолько не понимаю сейчас и тебя – но почему ты до сих по не погнал в шею Шарапова, ведь ты прекрасно знаешь, насколько тот отвратителен? – и вновь Платон остановил Гучкова, который уже был готов пуститься во все тяжкие. – В общем, Бог тебе судья за то, что держал здесь этого паразита, которого, насколько сам знаешь, не будучи дураком, вообще к людям подпускать нельзя, не то, что ставить руководителем. Повторюсь, что Бог тебе судья за прошлое, но с завтрашнего дня его нога не переступит порога корпорации, и мне плевать, как ты это сделаешь. Вопросы есть?
Весь вид, интонация, утомленный взгляд Самсонова настолько красноречиво говорили сами за себя, что Гучков не решился подставлять свои интересы, вступаясь за товарища. Он лишь понятливо кивнул и хотел уже было уйти, но вдруг нерешительно остановился у самой двери, колеблясь.
– Платон Сергеевич, у нас отчетный период на носу. Без руководителя сейчас…
