– Да хватит сочинять Веридий, в темноте, небось, привиделось, – недоверчиво фыркнул кузнец. Здоровенный, как медведь, он щурил красные от избытка пива глаза и взгляд его не сулил лесничему ничего хорошего. Веридий попятился, трясся кудлатой головой, сжал до белого губы, но продолжал гнуть своё.
– Пожалеете, господари, ох, пожалеете! Чудище есть, вот увидите!
Кто-то особо недовольный швырнул в стену грязную тарелку. Трапезная наполнилась шумом и криками, пьяные господари ни в чем себе не отказывали. Веридий, больше не заботясь о гордости, выбежал прочь. Вслед ему неслась брань и смех. Только лицо градоначальника, Арниса Хёльма, потемнело, и это налились кровью старые шрамы.
Дорога разбегалась, но как-то неохотно, словно раздумывала свернуть, не свернуть. Так и вышло, что поначалу еле заметная тропка, далее набралась уверенности, широко растеклась и встретила удивлённых путников необъятной полосой, по которой и три телеги легко разъедутся.
Указатель на дороге гласил:
«Сешаль – Обитель Святого Ёльма»
– И не сразу найдёшь, как запрятались, – пробормотал себе под нос Орис и обернулся к деду. – Не передумал еще? Вон тракт, совсем близко, свернём и махнём куда-нибудь в мирские дебри, под сень греха и разврата?
– Топай лошадка, топай, не слушай искушающих речей безбородого мальчишки.
– Вот сдались же тебе эти Святые, дед, – серьёзно начал Орис, и тронул коня. – Хоть бы сказал, чего ищешь.
Рыжий мерин, пятилетка, прозванный Ослом, вдруг своенравно затряс гривой и попятился. Не успели путники и двух шагов по святой земле сделать, как навстречу из леса выехали трое облаченных в латы гернов. Герб на груди местный, жёлудь, да лист дубовый, а гарды мечей тряпицами красными обмотаны.
Орис выехал вперед, неуважительно повернулся к стражам порядка боком, загораживая деда, и откинув подол плаща, обнажил Святую печать на луке седла.
– Ясного вам утра, господари, – миролюбиво обратился Орис к гернам, рука, как влитая, легла на рукоять топора. – Неспокойное нынче время?
– И вам ясного, грамард, – ответил тот, что постарше, и выехал Орису навстречу. – Могу ли попросить милейшего даря, предъявить грамоту?
Орис без вопросов полез в футляр на поясе и извлёк свиток, заверенный печатью Святой церкви. Герн, так и не удосужившись назваться, развернул, внимательно прочел и вернул владельцу.
– Благодарю, дарь Ёльдер, можете проезжать.
– Могу ли я поинтересоваться, чем вызван переполох?
Лицо герна, скрытое под маской благожелательной скуки, дрогнуло. Проступили очертания тревоги, но быстро пропали. Прощаясь, страж приложил ладонь к сердцу и герны поскакали дальше.
– Опять война? – спросил дед.
Орис пожал плечами и долго смотрел вслед всадникам. Красные метки значили многое, в том числе и войну. Что-то нехорошее зашевелилось внутри, потревожило тонкие нити предчувствия, зазвенели над ухом колокольчики. Орис опасливо оглядел стройный лес вечнозелёных верез и серых ясеней, прислушался и ничего не услышал.
– Нет, дед, не война, – произнес он задумчиво. – Зато, думаю и мне здесь работёнка найдётся, пока ты на свои святые мощи любуешься.
– Прикусил бы ты свой ядовитый язык, юноша. Гробница Святого Ёльма место паломничества для благочестивого люда со всех концов земель Ахорнских. А свои мощи, я пока с трудом, но таскаю, а любуешься ими ты!
Город разместился на пригорке, меж Верёзовыми горами и самой северной оконечностью Изумрудных лесов. Изначально это была тихая обитель на окраине обжитых земель, подальше от всевидящего ока столицы. Сначала выстроили церковь деревянную, потом белокаменный монастырь, перекинули мост через реку. Так, шаг за шагом поселение разрослось и понадобились крепостные стены.
