Торжественное появление такого рода обычно сопровождается разочарованным вздохом моей сестры Шеллы… ныне – Ша-маат. За вздохом вскоре следуют пространные комментарии относительно моего взъерошенного вида и тех неприятностей, которые моё недавнее поведение причинило нашей благородной и всеми уважаемой семье. Да, время от времени именно отец сообщает о последнем преступлении, совершённом мной против нашего народа. Ожидая его возможного появления, я сунул руки в футляры с порошками, висящие на талии по бокам.
С того самого момента, как я покинул свой народ – почти три года тому назад, – я знал: настанет день, когда мой великий отец больше не сможет мириться с моим жалким существованием. Друзья и враги много раз спрашивали, есть ли у меня какой-нибудь хитрый трюк, какая-нибудь коварная уловка, чтобы провести могущественного Ке-хеопса, прежде чем тот сумеет меня убить.
У меня имелся такой трюк. Я просто не был уверен, что он сработает.
– Келлен.
Это не сестра и не отец. По правде говоря, я так давно не слышал этот голос, что поначалу даже не узнал.
Постепенно магические татуировки блёкли, их блеск потускнел настолько, что я наконец-то смог понять, кто мне явился… И вот я стою, понятия не имея, что произойдёт дальше, а два красных и чёрных порошка, с помощью которых я обычно устраиваю огненный взрыв, просачиваются сквозь пальцы.
– Мама?
Она указала на карты вокруг меня.
– Выбери карту, Келлен, – сказала она. – Любую.
Что происходит в последнее время с людьми и карточными трюками?
Ребёнком я твёрдо верил, что Бене-маат – лучшая мать, о какой только может мечтать мальчик джен-теп. Она была островком терпения и спокойствия в бурном море непреклонных амбиций моего отца и истерик моей сестры. Весь наш клан уважал маму за магическое мастерство, но её увлечение астрономией и целительством выдавало пытливую натуру, не поглощённую всецело искусством магии. Она отличалась от Ке-хеопса и Шеллы, и я тоже, если уж на то пошло.
Если второй долг родителей – любить своих детей одинаково, то Бене-маат прекрасно справлялась с этим в обществе, ценившем магические таланты Шеллы в тысячу раз больше, чем мои способности. И если первейший долг матери – защищать своих детей, что ж, Бене-маат неплохо справлялась и с этим… Вплоть до того дня, когда приготовила мне зелье, а после помогла отцу, который связал меня контрмагией – перечеркнул контрсигилами мои татуировки, навсегда лишив меня магии, являвшейся сутью каждого джен-теп. Я снова и снова кричал матери, чтобы она остановилась, но тщетно.
Теперь передо мной стояла женщина, которую я не видел почти три года, и безмятежно повторяла:
– Выбери карту, Келлен. Любую карту.
Я подумывал, сказать любимой матери, чтобы она убиралась прочь, но моя семья – сама настойчивость, поэтому я осторожно уложил дремлющего Рейчиса на землю и рассмотрел тринадцать карт, образовавших вокруг меня магический круг. Я потянулся к первой, с изображением зданий в стиле дароменской столицы, где мы находились, и надписью «Город Славы».
– Не эту, – сказала мать.
– Почему бы и нет?
Я услышал ответ в своей голове за долю секунды до того, как её губы шевельнулись.
– Она – основа моей магии. Подними её – и чары разрушатся, а наша встреча закончится.
Я всегда был непослушным ребёнком. Жизнь изгнанника отнюдь не излечила меня от этого недостатка. Я снова потянулся к «Городу Славы».
