…Вроде бы его подхватили чьи-то руки. Он уже не сумел сообразить, чьи, сознание померкло, и явь превратилась в сон…
…Вроде пахнуло коньяком, кажется, коньяк брызнул на футболку. Один глаз прозрел, или показалось, что видит в чьей-то руке флягу с пахнущим клопами алкогольным напитком…
…Игната повели, или повел кто-то, или поволок вниз по лестнице? Все же повел, ноги нетвердо шагают по ступенькам, его обнимает кто-то за плечи, поддерживает… Кто?.. Почему?.. Мозг отказывается соображать…
…Возле почтовых ящиков наступило некоторое просветление. Прозрел и второй глаз, или приснился относительно ясный сон. В голове всплыло слово «немой»… Какой немой? Кто таков? Откуда взялся немой, зачем уводит Игната из дому? Зачем облил коньяком?..
…Расплывчатые силуэты двух старушек шагнули навстречу, в тень парадного с улицы.
– Здравствуйте, Игнат… а как по батюшке вас – забыла… – произнес дрожащий старческий голос.
«И я забыл», – попытался признаться Сергач. Не вышло. В горле клокотанье, вместо членораздельной речи – хрип.
В глазах призрачная муть, пропал дар речи, зато нежданно-негаданно обострился слух.
– Кто таков? – услышал Игнат тихий шепот второй старушки.
– Инны, что над вами, новый муж, – прошептала вежливая старуха, позабывшая отчество соседа.
– Горюшко-горе, – вздохнула подружка-старушка. – Видная, молодая, и за алкаша вышла…
Скрип дверных петель резанул пилой по барабанным перепонкам. Шум улицы оглушил, вновь шибануло в мозги, взбаламутило серое вещество извилин, смутило сознание…
…Щека легла на горячую металлическую покатость, грудь прикоснулась к стеклу, босая нога к резине. И совершенно незнакомый голос:
– Давай, помогу болезного в тачку усадить. Ишь, как нажрался… Дверцу открывай, я его придержу… Держу, держу… От так, заносим… ногу ему не прищеми, осторожно… От, нормалек… Сигареточкой не угостишь?.. Спасибо. Я две возьму, ничего?.. Спасибо, братан. Друг протрезвеет, привет передавай и гляди, чтоб он тебе салон не заблевал…
…Хлопок, щелчок. И прохлада. И мягкость под расслабленным телом. Откуда такая усталость? Ни рукой ни ногой не шевельнуть… И думать нету сил…
Жужжание, рокот, рев, движение…
Карусель под черепной коробкой, воронка, чернота, бездна… Пустота…
2. Два часа сорок четыре минуты до взрыва
Природа одарила Игната Кирилловича весьма полезным в иных случаях свойством – его организм умел с поразительной быстротой восстанавливать нормальное функционирование после искусственно вызванных обмороков. Минувшей весной, например, довелось Игнату пребывать, скажем так, – «в анабиозе» порядка суток, но едва действие снотворной химии закончилось, Сергач очухался, всем на удивление, буквально за минуты.
Как это уже случалось, сначала он услышал голоса, и первым зычный мужской тенор:
– Гля, кочаном мотает…
– Дайте ему воды, – скомандовало женское сопрано.
Знакомое сопрано или показалось?
– Пейте, уважаемый. – Скрипучий бас возле самого уха, мокрое на губах.
Игнат открыл глаза. Слепящий свет, бледные пятна, карусель, круговерть. Игнат сморгнул, буря перед глазами утихла, пятна обрели размытые очертания, источник яркого света съежился до размеров прямоугольника окна.
– Выпейте, полегчает. – Шепоток в ухо, в рот по капле льется тепловатая влага, зубы мнут картон разового стаканчика.
– Выпейте еще.
– Не хочу… – Игнат с трудом, но повернул голову, прищурился.
Обладатель прокуренного баса сидит на полу рядом с Игнатом, поддерживает затылок Сергача, улыбается.
