– Сей рожь али не сей, все едино будешь голодать, коли лешим не угодно! Суди сам, князь! Пожгли мы лес, вывернули корни, прошлись сохой. Ждем урожая сам-пять, бо земля с золой в первые три года отменно родит. Ан налетит холодный сиверко али засуха приключится али червь пожрет. На семена не соберешь, и труды втуне пропадут. На авось пашем, на небось живем! Ничего наперед не ведаем!
Пожалуй, он напрасно упрекал братьев в лени. Шесть сытых нарядных холопов боярина Вышаты еле-еле шевелили веслами, а худые кривичи неутомимо гребли целый день напролет. Один раз Авоське понадобилось срубить нависшее над рекой дерево. Исландец Халльдор решил размяться и заодно показать тощим кривичам, как следует работать секирой. Он взял из рук смерда топор и рубанул по дереву. Очень сильно рубанул, пробил бы железный шлем. Кривич только скривился, как будто ударили его самого.
– Варяг, ты изгубишь топор. Сильно бьешь, а проку нет!
Он забрал свой топор и несильными, но точными ударами повалил дерево так быстро и споро, что исландец не успел и глазом моргнуть. Харальд осмотрел пень и подивился ровному срезу. Если бы он сам не наблюдал за рубкой, то решил бы, что толстое дерево срублено одним могучим ударом.
– Вдвоем с братом они легко расчистили бы большое лавовое поле, – признал исландец.
Ловать мельчала, её берега теснились все ближе к друг дружке. Харальду казалось, что, если он раскинет руки пошире, то упрется ладонями в высокие обрывы. Между тем кривичи, руководствуясь какими-то ведомыми только им знакам, внезапно повернули в неприметный ручей, спрятавшийся за разросшимися й кустами. Ручей можно было перепрыгнуть или перейти, не замочив колен. Вскоре ручей потерялся в мшистом болоте среди коряг и высохших деревьев. На смену ручью явилась Копанка – узкая канава, выкопанная в незапамятные времена по Волочинскому мху. Она шла через многочисленные омуты, заросшие камышом. Лес на болоте состоял из чахлых сосенок. Кривичи привязали к носу челна веревку и тащили судёнышко по Копанке. Комары кусались нещадно, но кривичи только посмеивались, говоря, что сейчас благодать, а вот в разгар лета здесь тучи гнуса, который набивается в рот и в нос.
– Гнус не страшен, князь! Бойся нечистой силы, что обитает на болоте, – предупреждал Авоська.
– Тут кикимора болотная прячется за корягой, водяной живет в омуте. Баба-яга, костяная нога, в ступе едет, пестом упирает, помелом след заметает! – пугал Небоська.
Они не встретили нечисти, обитавшей в трясине. Вскоре Копанка привела к озеру. Неширокая протока связывала это озеро со следующим, а за вторым озером открывалось третье и четвертое. Они были нанизаны друг на дружку, ровно стеклянные бусины на нить. Озера поросли камышом, в которых кривичи проделывали проходы. Иногда из-за стены камыша выглядывали шалаши рыбаков. К открытой воде вели настилы из жердей, на торчащих их воды кольях сушились неводы и прочая рыбацкая снасть. Тянуло дымком от костров.
На высоких берегах появились дубравы. Деревни шли одна за другой. Нетрудно было догадаться, что вскоре откроется город. И действительно, на протоке между двумя озерами приютился град Всвячь. Норманн слышал, что сей град раньше принадлежал Вартилаву, конунгу Палтескья. Его же именуют полоцким князем Брячеславом Изяславичем. Он приходится племянником Ярицлейву Мудрому, но родственной любви между ними нет, а наоборот воздвиглась распря. Свеи и норманны, служившие в дружинах дяди и племянника, принимали самое деятельное участие в княжеской усобице. Воспользовавшись отъездом дяди в Кэнугард, конунг Вартилав напал на Хольмгард, ограбил город и увел в полон богатых и знатных новгородцев и их скотов. Служившие в дружине Вартилава норманны даже бахвалились, что захватили не только скотину и бояр, но якобы пленили саму Ингигерд, жену Ярицлейва конунга. Недолгой была их радость. Получив весть о разорении новгородцев, Ярицлейв конунг поиде изгоном из Киева и на седьмой день настиг Вартилава на Судомири реке. Началась сеча, и пленники были благополучно отбиты.
