Снова мрак, снова пробуждение. Жалкие гроши в кармане. «Домой? К маме? Никчемный и убогий, все потерявший? К соседям, злорадствующим, довольным его унижением? Радостно встретят его, упавшего и растоптанного. Ну, уж нет. Куда угодно, как студентка, провалившая экзамен и оставшаяся в столице хоть проституткой, но не домой. Потом. Придумаю», – мысли долетали из космоса, отрывками, восстанавливая события, которые не хотелось вспоминать.
Однажды он протрезвел, добрался до города и выяснил, что не ошибся. Что квартиру продал, и что сам согласился на домик с доплатой, и документы все есть, и он был очень счастлив, что «свобода, нас встретит радостно у входа».
– Все подписал? – Руслан стоял у двери уже бывшей квартиры с надеждой, что это все же ошибка.
– Вещи оставил. Сказал, заберешь, – хозяин, крепкий мужик, вынес две большие сумки и поставил у лифта. – Все. Больше твоего нет.
– На проезд дашь? До деревни добраться, – сказал бы кто пару месяцев назад, что он будет унизительно просить на проезд, рассмеялся бы. Но это была реальность.
Вышел на улицу, не удержался, купил бормотуху. Выпил тут же, у магазина. Показалось, что стало лучше, вдруг появилось настроение, вернулась уверенность. Телефона не было. Наверное, его потерял давно, по крайней мере, неделю точно его не видел. «Куда теперь? Денег нет? Верунчик? Не откажет», – мысли работали по самому короткому пути. Ехал в троллейбусе, ругался с кондуктором, выцарапывал из кармана мелочь.
– Вера, буквально пару слов, – прильнул к домофону, почти шептал, словно боялся, что увидят соседи. Не такого ведь знали его.
– Чего тебе? – Вера стояла у двери, не пуская на порог.
– Выручи. Отдам. Честное слово, – Руслан вспомнил сцену из фильма «Москва слезам не верит» и подумал, что уж очень похож на того хоккеиста, которого считал не настоящим.
– Боже мой. Видел бы ты себя, – Вера закрыла дверь, но Руслан не уходил. Через минуту она вышла, протянув пару сложенных купюр. – Последний раз. Можешь не отдавать.
Дверь закрылась. Больше ждать было нечего. «Вот так и заканчивается сказка, – Руслан вышел на улицу, чуть постоял у подъезда, прощаясь с прошлой жизнью. – Наверное, стоит на балконе. Не может не выйти глянуть», – поднял голову и разочарованно вздохнул. Вера не вышла проводить. Медленно побрел на вокзал. Сил не пропить все и сразу хватило. Вечером он упал на кровать в теперь уже его доме. «Может, тут кто умер, а теперь вот я лежу. Надо было хоть покрывало мое кинуть», – пьяный сон, короткий и неспокойный, пришел быстро.
«Она идет по жизни смеясь, она легка, как ветер…, – несомненно, это можно было сказать о ней. – Встречаясь и прощаясь, не огорчаясь, что прощанья легки…». Лена не была поклонницей «Машины времени», и, быть может, даже не слышала эту песню, да и плакать ночами она не любила, считая, что это слишком банально, хотя, сдержать слезинки получалось далеко не всегда. За внешней беззаботностью она порой скрывала переживания и неуверенность, боролась с застенчивостью и обожала ту романтику, которая легко ложится в строчки у влюбленных поэтов. Она любила перечить, не слушала старших, пользовалась своим положением младшей в семье и противилась той роли, которой ей уготовили в привычном понимании счастливого семейства:
– Замуж удачно выйти, а там само все наладится, – мама не уставала повторять, указывая на мужа. – Вот, как батька наш: хозяйственный, за ним, как за стеной.
