Как говорит пословица, если хочешь мира – готовься к войне. Теперь два дня в неделю ополченцы собирались на занятия по военной подготовке в школе, где уже давно никто не учился. Они лазили по горам, копали окопы и строили укрепления, стреляли даже по живым мишеням, для чего некоторые жители выделили несколько баранов и гусей. Один молодой чеченец привез даже свинью, украденную у русских в Ставропольском крае. Ее изрешетили очередями и под улюлюканье и свист сбросили в пропасть, а баранов и гусей съели, сплевывая на землю свинцовую начинку. Отставной немолодой майор, служивший в советской армии, гонял их до седьмого пота, вбивая в чеченские головы русскую суворовскую мудрость.
Солтмурад учился стрелять отдельно. К его собственному удивлению, он с первого же патрона попал в мишень, которой служил старый, засохший дуб, стоявший за селом. На затеси, сделанной топором, в очерченном мелом круге он с удовольствием пощупал отверстие, оставленное его первой пулей. Он радовался, как ребенок, и ходил по селению с гордо поднятой головой. Глядя на его довольное лицо, инструктор лишь усмехался в усы: уж он-то знал, что через оптику при ясной, солнечной погоде в неподвижную мишень на расстоянии двухсот метров попал бы любой мальчишка. Но цели с каждым днем становились все дальше, дрожание в руках с каждым выстрелом все сильнее, а промахи все чаще. Внешне Солтмурад держался сдержанно и невозмутимо, чтобы не казаться смешным среди молодых бойцов, но внутри него клокотал вулкан.
И лишь недели через две Солтмурад понял, что все его неудачи именно от этого внутреннего вулкана, ведь снайпер должен быть собранным, выдержанным и терпеливым. А когда инструктор объяснил, что на войне, в боевой обстановке, может охотиться не только он сам, но и противник, возможно, более опытный и меткий, Солтмурад собрал всю свою волю в кулак. И однажды, когда он смог поразить дикую серну, бегающую среди скал, инструктор потрепал его по плечу и уважительно сказал:
– Ты быстро учишься, Солтмурад, ты – прирожденный воин. Если бы твой отец был жив, он бы гордился тобой.
И он гордился, но только до порога дома, где его встречала крикливая жена:
– Ты когда бросишь играть в свои стрелялки! Взрослый мужчина, а ведешь себя, как мальчишка! Ведь у тебя есть дети, вон, скотины полон двор, она второй день не поена и не кормлена. Разве я одна везде поспею!
В другой раз Солтмурад поучил бы жену за неуважение к хозяину дома, но тут, чувствуя, что она права, молча пошел во двор, даже не поев, потому что видел, как жена захлебывается в домашних заботах.
А события в Грозном тем временем показывали, что люди сошли с ума, и Аллах отвернулся от них. Перед новым годом федеральные войска начали штурм столицы Ичкерии и через два месяца захватили ее. В селения и города стали привозить погибших, и над всей Чечней и Россией стоял скорбный плач и вой. Солтмурад переживал, что давно не было никаких вестей от сына. Жена постоянно плакала, проклиная и Дудаева, и Ельцина, а Солтмурад каменным истуканом сидел перед телевизором и старался среди огня, дыма и крови увидеть родное лицо. Электричество часто пропадало, и в такие минуты он ходил из угла в угол, словно загнанный зверь. Он уже проклинал себя за свою минутную слабость, когда отпустил сына на войну.
Но однажды Теймураз пришел в дом сам. Он стоял у порога в порванной одежде, грязный и завшивевший, но живой и невредимый. Мать клушкой кружила вокруг него, сдирая с тощего тела лохмотья и слизывая поцелуями грязь с его щек. Был он без оружия, сказал, что патронов у него не осталось, и он выбросил автомат в речку. Помывшись и переодевшись в чистую одежду, сын сидел за столом в окружении домочадцев, которые взирали на него, словно на чудо, свалившееся с неба, ел горячий, жирный суп и со слезами на глазах рассказывал о тех ужасах и издевательствах, которые творили федералы с мирными чеченцами.
