Протянув руку, я взял телефон, лежавший перед Джереми на столе.
– Эй! – воскликнул Пимфолд, от неожиданности уронив на пол салатный лист.
Включив телефон, я увидел обмен эсэмэсками между Джереми и Чарлин, включая инструкции молодого человека по поводу того, где именно его следует забрать после того, как он ускользнет из дома Мэдэлайн.
Я повернул телефон экраном к Джереми.
– Я говорю в том числе и о таких вот вещах.
– Отдайте! – потребовал он, отложив в сторону бургер и протянув руку.
– Ты и твоя мать в самом деле слишком привязаны к своим сотовым.
– К маме это относится в гораздо большей степени, чем ко мне. Она постоянно переписывается с Бобом.
– Ты что, его недолюбливаешь? – поинтересовался я, держа телефон так, чтобы Джерри не мог до него дотянуться.
– Он ее рыцарь в сверкающих доспехах. Ее шанс на жизнь, которой она всегда хотела жить.
Я бросил взгляд на Чарлин, которую мое присутствие явно раздражало все больше.
– Мне пора возвращаться. Может, вы отгоните свою машину? – спросила она, скомкав бумажку, в которую был завернут ее бургер. Затем допила последний глоток коктейля и после небольшой паузы добавила: – Пожалуйста.
– Да, конечно.
– А мой телефон? – снова подал голос Джереми.
– За него можешь не волноваться, – сказал я. – Будет лучше, если он пока останется у меня.
Мы встали. Я поставил свою чашку с остатками кофе на пластиковый поднос. Джереми не сделал попытки собрать свою посуду, это сделала Чарлин.
Когда мы уже собрались выходить на улицу, я заставил немного понервничать молодого человека за прилавком, шагнув на его территорию, куда клиентам входить в принципе запрещалось.
– Эй, мистер! – окликнул он меня.
– Подождите всего одну секунду.
Я немного подержал телефон Джереми над фритюрницей, а затем бросил его в кипящее масло, стараясь, чтобы на меня не попали брызги.
– Какого черта! – возмущенно выкрикнул Джереми.
Я сунул пареньку за прилавком десятидолларовую купюру:
– Вот вам за беспокойство. Пожалуй, эту порцию картошки вам придется выбросить.
Альберт Гаффни высадил свою жену Констанс и дочь Монику у главного входа в городскую больницу Промис-Фоллз, а затем поехал на парковку. По дороге супруги Гаффни не сказали друг другу ни слова, а когда Моника пыталась их о чем-нибудь спросить, отвечали либо «там посмотрим», либо «не знаю».
Только раз Констанс произнесла нечто другое. Фраза оказалась довольно загадочной:
– Твой отец знал, что так будет. Похоже, у него есть ответы на все вопросы.
Альберт, однако, после этих слов даже не посмотрел на жену.
Констанс и Моника заняли очередь к стойке информации. Их опередила пожилая пара. Старички разыскивали геронтологическое отделение и никак не могли взять в толк, куда им идти. Войдя в здание больницы через вращающиеся стеклянные двери, Альберт направился к жене и дочери и спросил свистящим шепотом:
– Ну, где он?
– Мы все еще ждем возможности это выяснить, – раздраженно бросила Констанс.
Все трое еще какое-то время стояли молча, слушая, как пожилая пара задает дежурной уточняющие вопросы.
– Так куда нам идти прямо сейчас? – в очередной раз поинтересовалась старушка. – Вдоль какой, вы говорите, линии?
Констанс посмотрела на Альберта и качнула головой, призывая его вмешаться в бесконечный разговор двух стариков и администратора и выяснить, где находится Брайан. Поскольку он никак не отреагировал на этот жест, инициативу взяла на себя Моника.
