Теперь он проснулся, но ждать было трудно. Даже не трудно – ждать было мучительно…
Раздвинув шторки-верёвки, сплетенные из внутренностей кубышек, парень вышел во двор.
Это был Лес Долины, или просто Долина, как говорили в народе. Рядом лежали холмы, но, в отличие от Прихолмья, которое к ним прижималось, Долина была в стороне.
На равнине дул ветер, прохладный, сухой и не меняющий направления. "Дыхание гор" – называли его местные жители. Даже в Прихолмье подобного не было. Возможно, всё дело в долине, узкой и длинной, где ночью селились сонхваты, от которой Лес и получил своё название. Холодный горный воздух, пересекая холмы, спускался в долину и проезжал по ней, словно брума на задних колесиках. Кожаные, а иногда и меховые плащи в этой части носили и днём, но только за Лесом, в Лесу было тепло.
Бурные речки с холмов накладывали особый отпечаток на уклад местных жителей. Количество водяных мельниц, которые здесь стояли, было, наверное, больше, чем где-то ещё. Чем на всей остальной равнине. С помощью мельниц мололи, пилили, раздували меха. В Долине находились центры различных ремесленных гильдий – гильдии кузнецов, гильдии стеклодувов, гильдии плотников.
Хотя вот с последними было непросто. Гробовщики и корабельщики с Большого и Малого Приморья были как будто бы плотниками, но имели свои собственные гильдии. Причём добились этого сами. Более старшее поколение еще помнит конфликт, который прозвали "войной гробовщиков". Стражи приняли сторону плотников – они всегда возвращали традиции, но отступили – производство гробов прекратилось, а с ним прекратилась и основная статья дохода. Ведь без гробов и ритуальных лодок тела на Остров не отправляли, а, значит, пришлось бы искать другой, узаконенный способ прощания с покойником.
И этот способ нашли. Им оказалось сжигание. Если тело горит, душа воспаряет к Обиженному, а после уходит на Остров.
В Озерном Крае сжигали давно, и посредничество стражей в этом вопросе казалось ненужным. Пришлось срочно, на коленке, переделывать Писание, написанное Шестипалым, и объяснять, что сжигание тела – это уже более поздние приписки. Ну и договариваться с гробовщиками. А заодно и корабельщиками.
В посёлке, куда пришёл Бесполезный, жили кузнецы. Здесь раздавался стук наковальни, шум раздуваемых мехов и журчание падающей воды. Каждые сутки, каждый час, каждую минуту. "Наверное, по набору звуков можно определить, в каком ты селении. Даже не глядя" – подумал парень.
И огляделся.
Ме́ста между деревьями много, и небольшие деревянные домики с покатой крышей и торчащими то тут, то там башенками не стояли вплотную, а были разбросаны на достаточном удалении.
Ребятишки весело кричали, играя с язычками – небольшими растениями, которые выбрасывали длинный липкий язык, чтобы поймать твердотелку. Твердотелок ловили, насаживали на конец длинной нитки и таким образом дразнили язычок.
Другие дразнили пыхчиков, и театрально огорчались, когда те опорожняли содержимое мешочков. Важно было закрыть глаза, и закрыть глаза вовремя, иначе потеха становилась опасной.
Более тихие пускали кораблики, благо ручейков через селение протекало немерено. Кораблики плыли вниз по течению и застревали в водных тянучках, а ребятишки их доставали и снова пускали в воду.
На это смотрел Бесполезный.
И удивлялся.
Взрослые куда-то пропали. Остались одни только дети.
Да, жители долины отличались завидным трудолюбием, такого в Длиннолесье, к примеру, не встретишь. Там праздношатающихся как твердотелок под зонтиком. Об этом он помнил, несмотря на потерю памяти. Хотя что значит праздношатающихся – люди отдыхают. Здесь же казалось, будто все либо работают, либо делают вид. Ну или спят. И всё.
