– Именно поэтому я и выбрал тебя, Майк, – в голосе директора прозвучала отеческая теплота. – Ты не просто помнишь цену этого мира. Ты часть той цены. И как никто другой знаешь, насколько важен Эльвизиум для выживания нашей цивилизации.
Блэквуд рассеянно кивнул, машинально массируя место соединения кибернетического протеза с живой плотью – старая привычка, появившаяся после операции:
– Когда назначен вылет?
– Через двадцать четыре стандартных часа. Корабль уже готовят в доках орбитальной станции, – Хантер вернулся к рабочему столу и активировал ещё один экран, заливший кабинет призрачным синим светом. – Вот последние данные с Код-9. Изучи внимательно перед вылетом. Возможно, увидишь то, что упустили местные специалисты.
– Будет сделано, – ответил Блэквуд, принимая кристалл данных с характерным интерфейсом. – Совсем как в старые времена, да? Только теперь враг невидим и неизвестен.
Директор улыбнулся, но улыбка не коснулась его глаз, в которых читалась глубокая тревога:
– Будь предельно осторожен, Майк. Что бы там ни скрывалось, оно достаточно опасно, чтобы уничтожить новейший разведывательный дрон и забрать восемнадцать опытных шахтёров. И я боюсь, что это не последняя пропажа.
Блэквуд направился к выходу, его шаги гулко отдавались в просторном помещении. У дверей он остановился, обернувшись через плечо:
– Не беспокойтесь, Хантер. Я найду ответы, чего бы это ни стоило. В конце концов, – он позволил себе лёгкую улыбку, – это просто ещё одно расследование.
Когда двери за следователем закрылись с мягким пневматическим шипением, Хантер ещё долго стоял, глядя на карту Код-9, где пульсирующие красные точки, словно капли крови, отмечали сектора исчезновения людей.
Квартира следователя Майка Блэквуда нависала над марсианской пустыней, будто жемчужина, вплетённая в серебристую паутину Сити-сфер. Эти колоссальные полимерные купола, некогда возведённые для защиты от безжалостной радиации, теперь переливались всеми оттенками жизни: изумрудные сады, золотистые жилые сектора, алые промышленные зоны. Лучи солнца, преломляясь в защитных слоях, рассыпались по поверхности сфер радужными зайчиками, словно космические художники размахивали кистями по холсту марсианского небосвода. Внизу, под ногами города, простирались ржавые дюны, напоминающие о временах, когда Марс был лишь холодной гробницей, а не колыбелью для восемнадцати миллионов жизней, жаждущих нового начала.
Интерьер квартиры дышал холодным стилем 2370 года. Стеклянные стены, тоньше паутины, но прочнее стали, открывали панораму, от которой захватывало дух: бескрайние равнины, усеянные куполами-близнецами, и далёкие шпили терраформерных станций, выстреливавшие в небо струями кислорода. Оттенки индиго и стального дыма царили в просторной гостиной, где плавали ленты последних новостей на стенах, мерцая, как светлячки в сумерках. Пол, устланный коврами из биосинтетического шелка, повторял узоры земных лесов – кленовые листья, дубовые ветви, – словно напоминая, что даже на Марсе можно тосковать по зелёному шепоту далёкой колыбели человечества.
В центре комнаты, на диване, напоминавшем изогнутую волну океана, полулежал Майк. Его кибернетическая нога, обнажённая от колена, мерцала холодным блеском титана, контрастируя с теплом живого тела. Глаза, цвета синего неба, неотрывно следили за экраном, где репортёр с голосом, натянутым как струна, вещал о похищениях в секторе G-7.
