– Как вы считаете, – тем временем продолжала миссис Бериша, – хорошо ли ребенку расти в такой обстановке?
– Я не совсем понимаю вас… – настороженно произнесла Ольга.
И снова ее скрутило болью. На этот раз такой сильной, что на висках выступила испарина, и в сердце словно бы вогнали тонкую иглу.
– Ольга, оставьте ребенка Николасу, – взглянув ей в глаза, неожиданно произнесла миссис Бериша.
Мимо пронесся подросток в костюме рождественского эльфа. За ним – девушка с оленьими рожками на голове. Рядом, сверкая огнями, медленно кружила карусель под атласным алым шатром. Дети, оседлавшие деревянных лошадок, весело смеялись и махали руками в варежках оставшимся на тротуаре родителям. Из динамиков лился Jingle Bells.
– Я обещаю вам, что малыш вырастет в моем доме. Что он ни в чем не будет знать отказа – лучшие учителя, школы, репетиторы. Он поступит в Кембридж или Оксфорд. Попадет в британские аристократические круги. И дело не только в этом. Поверьте, больше внимания, тепла и любви, чем в нашем доме, ребенок не получит нигде. Мы с Генти будем заботиться о нем так же, как всегда заботились о Николасе. А вы будете свободны, у вас будут развязаны руки. Разумеется, вы сможете приезжать, когда захотите, навещать вашего сына или дочь. Мы не станем вас разлучать, наша цель – благо малыша…
Ольга изо всех сил ухватилась за перила крыльца какого-то магазина. Все тело ее свело судорогой, вдоль позвоночника поползла струйка пота.
В словах миссис Бериша была своя правда. Конечно, ребенку лучше будет расти в спокойной обстановке, в любви и тепле. Конечно, ему ни к чему видеть те сцены, что иногда случаются в ее жизни. И жизнь у Бериша, разумеется, откроет самые блестящие возможности. К тому же у Ольги были большие сомнения относительно того, что она вообще способна быть матерью.
Но все эти соображения перекрывались воспоминаниями о нищей, одинокой, неприкаянной жизни у мамы Люды. О насмешках «Сирота без роду, без племени, подкидыш! Кому ты нужна!» О единственном дорогом воспоминании, где мать играет с ней, обнимает, ласкает, бегает на перегонки, которое она себе разрешала извлекать из памяти очень редко, чтобы не раскиснуть, хранила, как сокровище, ценнее которого у нее ничего не было.
Нет, она сама жила сиротой, и никого не обречет на эту участь.
– Нет! – твердо произнесла Ольга. – Нет. Ребенок будет расти со мной.
И тут уже не сдержалась, хрипло застонала и согнулась, когда тело прошил очередной приступ боли. Миссис Бериша отреагировала мгновенно:
– Спокойно! Спокойно, моя дорогая, без паники. Началось.
– Как началось? – охнула Ольга. – Еще две недели.
– Видно, сыну Николаса не терпится сунуть свой любопытный нос в этот мир, – улыбнулась миссис Бериша, уверенно ведя ее сквозь толпу к стоянке такси. – Весь в отца.
А Ольга еле слышно шепнула ей в спину:
– Дочери…
Они еще не говорили родителям Николаса о том, что родится дочь.
В такси миссис Бериша, мгновенно утратившая всю свою аристократическую холодность и величавость, отирала Ольге пот со лба, позволяла вцепляться во время схватки в собственные покрасневшие и распухшие руки и ласково журчала над ухом:
– Все хорошо, все хорошо, милая. Не волнуйся, время есть. Все в порядке, в клинике нас уже ждут.
– Позвоните Николасу, – успела крикнуть ей Ольга, когда подхватившая ее в приемном покое больнице медицинская бригада, усадив ее в кресло каталку, повезла в родильное отделение.
