Дядя подошел к райхарцу, проверил подпругу и обернулся на меня. Глаза в глаза. Все, что нужно было сказать, уже давно сказано. Блау всегда хранят Блау. Я знаю, что дядя не изменил своего мнения, и не видать мне малой печати, если бы не активация родового дара, но я все равно была рада. Если предки рода сочли меня достойной, то как может он, Кастус Блау, оспаривать их решение.
Я отсалютовала дяде несколько раз, приложив кулак к груди, браслет сердито стукнулся о металлические чешуйки легкого нагрудника. Возвращайся, дядя, я буду ждать.
Просто возвращайся ко мне.
– Вайю, время! Два круга, шагом ма-а-арш! – Мастер Ликас без предупреждения опять хорошо приложил меня по пятой точке ножнами гладия, а я опять не успела увернуться. Попа ощутимо заныла. Это он называл придать ускорение объекту, и когда я наконец научусь предугадывать такие унизительные атаки и уворачиваться от них, мы сможем перейти на «взрослую» полосу препятствий Акселя.
А пока что я тренировалась в детской «песочнице» и не выполняла даже тот минимум, который был нужен для принятия в академию.
Я готовилась ко сну. В прострации расчесывала волосы, конечно, далеко не сто раз, как положено воспитанным сирам, любовалась кружевом ночной сорочки – все-таки мирийский шелк это нечто, снова и снова прокручивала в голове базовые стойки, которые сегодня начал показывать мне мастер Ликас. Подача материала в корне отличалась от того, что в свое время нам давали в академии.
Сзади негромко хлопнула дверь – Нэнс должна была принести немного свежего успокаивающего чайного сбора на ночь. И я так и не разобралась с тем мешочком, который Квинт передал Айше. Это вызывало тревогу. Я каждый день проверяла всю еду несколькими артефактами и парой не особо заковыристых чар, но пока ничегошеньки не обнаружила. Решили не спешить? Ждут чего-то?
Ожидание меня напрягало. И никогда не было моей сильной стороной. Видимо, когда Великий раздавал терпение, дочь Блау стояла в очереди за чем-то еще.
– Нэнс, скажи мне, часто ли в последнее время на кухне вертится Ливия, горничная Айши? – Я повернулась на мягком пуфике – Нэнс расставляла чашки и маленький, исходящий белесым паром заварник на чайном столике.
Аларийка обернулась; если бы я не знала свою Нэнс, то решила бы, что она собирается в последний бой: спина выпрямлена, глаза горят, на щеках лихорадочный румянец, поднос держит перед собой, как щит, смуглые пальцы побелели от напряжения.
– Нэнс… – Я не понимала, что происходит, и поэтому приближалась медленно и очень плавно, чтобы не спугнуть. Обогнула столик и осторожно нацедила себе пиалу чая. Напиток вышел чудесным. С терпкими осенними нотками можжевельника, желтых махровых цветков зорянки и мяты.
– Нэнс… – позвала я еще раз.
Моя верная боевая служанка зажмурилась и осенила себя знамением на аларийский манер, а после этого началась самая настоящая драма. Поднос взлетел, мелькнули широкие рукава ханьфу.
Удар металлическим подносом пришелся мне в плечо по касательной. Было бы странно ожидать от Нэнс прицельной точности с закрытыми глазами, но все равно было больно. Чай расплескался, пиала закатилась под чайный столик. Нэнс выгибалась на ковре в мучительных судорогах.
Она бледнела, хрипела и скребла ковер скрюченными, начавшими чернеть пальцами. Если я правильно помню, следующая и последняя стадия – когда почернеют губы. Процесс станет необратимым, если наказание дойдет до сердца.
