Последняя крестьянка - страница 11



Нет, телепатия, видимо, действительно существует – только я об этом подумала, как в ворота постучали. Так стучала только Танька. Разговор с ней был жесткий и короткий. Я предложила ей письменно изложить историю ее жизни. Подробно и не врать. И принести мне.

– Пусть это будет художественный рассказ, – сказала я – ты умная, ты сможешь. И чтобы конец был трагический.


Поняла?

– Поняла, – сказала ошарашенная Танька.

– Возьми бумагу и ручку – показала ей на стол. Она взяла ручку и один лист бумаги.

– За каждый лист правды я плачу тебе по 100 рублей. Она взяла пять листов. Затем посмотрела на меня и взяла еще пять.

Танька пришла ко мне недели через две и молча положила передо мной тетрадку. Я открыла ее. Тетрадка была исписана от начала до конца. После этого между нами состоялся такой диалог.

– А где мои десять листов? – спросила я.

– Игорь сжег.

– Почему?

– Потому что там была правда.

– А тетрадку почему не сжег?

– Я ушла от него, писала у Гальки. Тут все – правда. Кроме конца.

Прочитав тетрадку, я дала ей две купюры по 500р. Она взяла одну. И сказала: «С получки верну».

– С какой получки, – удивилась я.

– Уже два дня работаю.

– Где?

– Неважно.

После ее ухода я, мало что меняя, перепечатала рассказ и переправила его в один престижный журнал. Обещали напечатать. Рассказ называется «Вниз по течению».

Вниз по течению

Не тот пропал, кто в беду попал,

а тот пропал, кто духом упал.

пословица

Глава 1

К

то-то бухает кулаком во входную дверь. Или это стучит у нее в голове. Любка с трудом открывает мутные глаза. Тяжело садится на кровать. Сильно болит голова. Стучит в висках. Стучат и в дверь, кажется, сапогом. Любка морщится, оглядывает неприбранную комнату, ищет одежду. Почему-то на стуле ее нет. Оказывается, она спала не раздеваясь. Со стороны неубранного стола доносится стон и ругань. Это просыпается перепивший вчера Игорь. Он сонно грозит кому-то, пытается подняться из-за стола, но снова тяжело шлепается на табуретку. Задетая его ногами бутылка катится из-под стола к входной двери. За ней уже никто не стучит. На звук катящейся бутылки из кухни неслышно появляется тощий полосатый котенок. Он провожает бутылку глазами, подходит к столу, запрыгивает на него. Обнюхивает чашки, фыркает, лижет пустую сковородку. Пищит, спрыгивает со стола, бежит к Любке. Любка гладит его, котенок начинает потихоньку мурлыкать. Любка вздыхает, кладет котенка на кровать, прикрывает своим трепаным одеялом, подходит к столу, берет большой чайник и долго жадно пьет. Снова садится на кровать. Долго сидит неподвижно, сжав голову руками. В голове мутные тоскливые мысли. Она опять напилась. Подружка Галя уже два месяца не пьет, нашла работу, жизнерадостная такая стала, хвасталась Любке, что запретила себе даже ругаться матом. Вот, говорит, еще курить бы бросить и тогда, может, осуществиться мечта выйти замуж за одного очень порядочного человека. Он не пьет и не курит. Но пока бросить курить не получается. Советует и Любке бросить пить, уйти от Игоря, ехать подлечиться в областной наркоцентр, коль сама не может справиться. «Да возьми ты себя в руки», – ругает она помрачневшую Любку. Не получается у Любки взять себя в руки. Несет ее куда-то все дальше и дальше, все глубже и глубже. Как тогда в детстве на речке.

Любке вспоминается случай из ее далекой детской жизни.

Среди ватаги таких же, как она, ребятишек Любка бежит на речку. Жарко палит солнце. Сбросив на ходу легкие сарафаны – рубашонки все с разбегу бултыхаются в воду. Любка еще не умеет плавать, но также вместе со всеми бежит в обжигающей тело холодной воде все дальше и дальше от берега. Все глубже и глубже. Ноги ее уже не чувствуют дна, а ей весело, легко, и быстрое течение несет ее вместе со всеми. Любка оглядывается: берег далеко, а вода тащит ее куда-то все быстрее и быстрее. Она пытается сопротивляться, ей становится страшно, не хватает воздуха, она захлебывается, кричит…