– Почему?
– Потолстеешь, станешь ленивым и в лучшем случае выбьешься в средние портные! Она вся в маму. Ей не понятно, что у мужчины душа всегда в полете! Женщина – аэродром, мужчина – планер. Она должна его ждать, но не должна запрещать летать. Понимаешь?
– Да. И куда вы летали? – поинтересовался я.
– Это я образно. Я летал к другим женщинам. Не одной ей хочется счастья! А впрочем, нет, ты послушай! – И он внезапно замолчал, подняв на уровень моих глаз указательный палец.
За окошком завывала настоящая метель.
– Вот, – многозначительно выдохнул старик. – Это и есть самая нелетная погода! Время укрепления семьи перед весной. Но это все так, прошлое. Приходит время других ценностей, и тогда уже ищешь не красоток с накрученными на бигуди кудряшками, а однодумцев, соратников. Знаешь, через пару дней ко мне придут друзья. И ты приходи! Узнаешь, что не обо всем пишет газета «Правда». Есть и другая жизнь!
Киев. Март 2004 года.
Я два дня готовился к этому разговору. К разговору друг о друге. При этом никаких вопросов у меня к Свете не имелось. Зато два дня представлял я себе, какие вопросы она может задать мне. О моей жизни, о моих мыслях, о моих родственниках и друзьях. Я задавал их себе от ее имени и медленно подбирал ответы, определяя, насколько полными и правдивыми они должны быть. Нет, я не собирался врать – смешно человеку в моем возрасте и при моем статусе сочинять новые версии вместо старых. Но так же было смешно и мое волнительное ожидание сегодняшнего вечера.
Эти размышления отвлекали от службы, и, чтобы не натворить каких-нибудь глупостей, я попросил Нилочку перенести назначенные встречи с нашими «белыми» и «серыми» бизнесменами на следующую неделю. А под конец рабочего дня я попросил секретаршу сварить две чашки кофе и составить мне компанию.
Она залетела еще более воздушной походкой, чем обычно. Мы уселись за приставной столик для посетителей друг против друга.
Одетая в строгого покроя, но игривой зеленоватой расцветки костюмчик, состоявший из обтягивающей юбочки до колен и приталенного жакетика, под которым виднелась беленькая блузка, Нила была похожа на неуверенную в себе начинающую актрису. Хотя в «неуверенность в себе» она явно играла. Иначе не смогла бы она так легко, с очаровательной улыбкой накрашенных розовой помадой губок отправлять подальше тех посетителей, которых я не хотел видеть.
– Ой, я забыла сахар! – воскликнула она, глядя на свою чашку.
Вскочила легко, почти беззвучно. Выбежала.
– Вам же одну? – Ее рука с ложечкой сахара зависла над моей чашкой.
– Чуть-чуть меньше, – сказал я.
Она струсила верхушку сахарной горки обратно в сахарницу. Остальное опустила в мой кофе и размешала.
– Как ты думаешь, что можно подарить красивой женщине? – спросил я.
Нилочка задумалась, затаив на личике улыбку.
– У вас с ней близкие отношения?
Странно, но я не услышал в этом вопросе попытки вмешиваться в мою личную жизнь.
– Да.
– А коньяк у вас есть?
– Она не пьет коньяк.
– Нет, не для нее, – смутилась Нила. – Сейчас, к кофе. У меня есть, но обычный…
Я достал бутылку «Хэннесси» и коньячные бокалы. Налил.
Нила пригубила. Посмотрела на часы.
– Вы ведь сегодня никого больше не ждете?
– Ты же всех перенесла?
– Да, конечно. Как вы сказали! Я сейчас.
Она опять вышла.
Я чередовал вкус коньяка со вкусом кофе. Думал о Светлане. Вокруг разливалась непривычная для министерства тишина. И я забыл, что нахожусь на службе, на скучной службе, смысл которой заключался в придании бумагам различной скорости. Словно в компьютерной игре я какие-то бумаги двигал, и они попадали, как бильярдные шары в лузу, на последнюю утвердительную подпись моему шефу, другие «случайно» терялись, «исходили» навсегда, но в неизвестном направлении. Найти их было невозможно. Да их и не искали. Эта служба была тоскливой и выгодной. Мне хорошо оплачивали мою тоску по настоящей жизни.
